Время ангелов - [26]

— Сиприен!

— Что такое, вы краснеете, Валери, мой невинный цветочек? Мне-то кое-что известно, и вы наверняка обрадовались бы, если бы узнали мой секрет.

— А если он сгинет в море…

— Вам бы этого очень хотелось, правда? И чтобы у вас имелось официальное свидетельство его смерти.

— Вовсе нет, Сиприен.

— Вы преувеличиваете, Сиприен.

— Вы так думаете, Валери?

— Черт побери, дадите вы мне сказать или нет?

До чего же мучительна неизвестность. Если бы Оноре возвращался хотя бы раз в год, то и проблем бы не было! Господи, Боже мой!.. Но если Сильвия умрет, а проклятый мальчишка пропадет без вести, мы ни гроша не сможем потратить, не доказав его смерть, вы понимаете или нет? Давайте пошлем кого-нибудь в Египет?

— О! меня, меня, пожалуйста, мсье. Вот только шляпу надену и сразу в путь.

Оноре! Оноре! Оставь свой висячий остров!

— Она полностью парализована?

— Речевые центры задеты, она может только стонать и поворачивать голову к окну.

Вернись, Оноре!

— Сиделку круглосуточно, мы оплатим.

— Позвольте, позвольте, деньги пока еще Принадлежат Сильвии, и она не умерла.

— После третьего удара…

— Который может случиться через несколько лет…

— Вечный оптимист Сиприен. Мсье все равно, мсье спокоен. Какое ему дело, что денежки тети Урсулы уплывают у него из-под носа? Ему и в двух комнатах хорошо живется, никому не должен, полдня на озере сидит…

— …где узнает вещи, которые могли бы вас сильно заинтересовать, мсье.

Оноре! Сын! Вернись! О! Господи, однажды я дала тебе пощечину, потому что ты в школе на доске написал merde.

— И потом, что это за новая мания называть меня мсье?

— Мне кажется, вам подходит.

— У меня дочь на выданье. У меня поместье скоро разорится, пять тысяч литров в этом году, а раньше было сто и без дополнительных расходов.

— Ладно, предположим, Сильвия умрет через пару дней, и мы, естественным образом, получим главное право наследования.

— Ой ли! Ой ли! А про Оноре вы забыли? Это ее сын… сын… одно название…

Вернись, Оноре, сынок. Когда ты возвращался на своем корабле позже, чем обещал, у меня сердце останавливалось.

— Во время родов… мы с Гюставом и несчастным Гастоном ждали в соседней комнате, следили, чтобы этого полукровку не подменили.

— Именно, именно.

— Крики ужасные, господи-боже! О! сразу было понятно, что Сильвия — женщина неблагородная. Такие цыганки, как она, рожают под забором, встают и занимаются дальше своими делами. В общем, нужны доказательства смерти Оноре.

Вернись, Оноре, мой сын! Я наизусть выучила твои письма из Китая: твой корабль плывет по рекам с белыми цветами, похожими на наши водяные лилии, но до того прочными, что по ним разгуливают китайцы в желтых платьях. Оноре! Вернись, даже если башмаки твои полны песка. Разве я ругала тебя когда-нибудь за мокрые следы на паркете в гостиной?

— Хоть один из вас знает, сколько времени требуется, чтобы признать умершим без вести пропавшего? Десять лет. О! надо отдать мне должное, я сделал все, что мог. Когда он здесь на берегу строил корабль со стеклянным дном, я чувствовал, что это опасно. Для него, разумеется. Я старался отвадить его от озера, оплачивал ему походы в горы, вы даже об этом не подозревали. Без гида, конечно, у них бешеные цены, но он очень спортивный, наш Оноре…

— … и всегда возвращался к своим рыбам и ракушкам.

Оноре, темная прядь, смотрел на дядю Гонтрана, идущего вдоль берега: пальто на целый палец короче, чем надо, за спиной трость, доставшаяся в наследство от несчастного Гастона, трость с золотым набалдашником, уж кто-кто, а дядя Гонтран набалдашник никогда не потеряет. Да, обручальное кольцо пришлось распилить у ювелира Виктора, когда палец от холода деформировался. Отопление? центральное отопление со стенами в метр толщиной? Даже не думайте, моя дорогая. К тому же скоро изобретут солнечные батареи. Холодными весенними ночами он наведывался в сад к розовым ландышам, проверял, сменила ли кастелянша butler[37] в полночь. Если нет, он ничего не заплатит за вахту.

Вернись, Оноре. Я скоро умру. Где тебя искать?

— Все деньги Будивиллей уходят на этот чертов корабль! О! через десять лет из нас песок посыплется! Ты, Валери… куда она? Исключительно между нами говоря, клянитесь, что ни одной живой душе не скажете, но согласитесь, после несостоявшейся помолвки с Гастоном наша Валери немного тронулась умом. Определенно. Не знаю, благоразумно ли с нашей стороны оставлять ее наедине с прикованной к постели Сильвией, да, да, вы скажете, что с Сильвией все самое худшее уже случилось, но это не повод, чтобы Валери ее прикончила, вы помните тот день, когда Валери вернулась из города очень поздно и с перевязанной рукой вдобавок: ее в полицию забрали за то, что зонтиком разбила витрину багетной мастерской под вывеской «В чудесном прошлом».

Оно, это прошлое, совершенно бесчеловечно, стена скал без единой расселины, возвышающаяся у вас за спиной, а на самой вершине — огромная голова с закрытыми глазами; ах! если бы я могла вернуть те каникулы с Гастоном! если бы я его оставила… разрешила… А мы на другом конце земли, если бы мы хватились и отвели нашего ребенка домой, когда начало темнеть! и вот девочка, игравшая со спичками, — в кольце огня, скребет ногтями каменную стену, ее платьице вспыхнуло из-за урагана «Европа», родившегося на наших лугах, поднявшего в воздух стреноженных мулов и идущего по всему грозовому поясу земли, нет, нужно заткнуть уши, зажмурить глаза и не смотреть ни на мчащихся по небу мулов, ни на церковных петухов, оторванных Европой с колоколен, ни на разлетевшиеся секретные документы по делу последнего мятежа, ни на человека в красной военной форме, который, не дрогнув, смотрит на свой только что отрубленный кулак, валяющийся в пыли, нужно сосредоточить все внимание на взволнованных Будивиллях, они собрались в гостиной умирающей этажом выше Сильвии, которая с трудом поворачивает голову в длинных цвета красного дерева кудрях к Валери, когда-то по пятам кравшейся за ней с Гастоном по жасминовой аллее, видно Валери на роду было написано прожить лучшие годы жизни тет-а-тет с матерью в боа из перьев озерной птицы: «Пока я жива, у моей дочери не будет платьев с карманами».