Время Алексея Рыкова - [28]

Что же было на самом деле? В конце апреля — начале мая 1909 года Владимир Ильич направил несколько писем большевику Иннокентию Дубровинскому (через несколько лет, в 1913 году, он погиб в туруханской ссылке) с оценкой внутрипартийного положения и критикой ликвидаторских позиций в РСДРП. Нетрудно заметить, что в письмах чувствуется ожидание приезда Рыкова-Власова в Париж, где с конца 1908 года (до лета 1912 года) жил и работал Ленин. 5 мая на бумагу ложатся стремительные ленинские строчки: «Вчера приехали Марат (целиком с оппозицией) и Власов (с нами)».

Власов, писал далее Ленин, «с нами принципиально, но порицает за торопливость… Значит, не бойтесь»: Власов отныне будет у власти, и ни единой несообразности мы теперь не сделаем.

Власов упрекает нас за неуменье обходить, обхаживать людей (и он тут прав). Значит, и тут не бойтесь: Власов отныне все сие будет улаживать».

Уже в день их приезда, сообщал в заключение Ленин Дубровинскому, состоялось собрание парижской группы РСДРП. На нем женевская группа объявила о разрыве с Большевистским центром. Марат (Шанцер), член этого центра, держал речь в поддержку женевской группы. «Власов говорил против него», — коротко завершает Владимир Ильич.

Не касаясь конкретно кризиса в РСДРП, следует прокомментировать приведенные ленинские письма в аспекте оценки деятельности Рыкова, что необходимо для понимания отношения к нему Ленина и партии не только тогда, в 1909-м, но и в послеоктябрьские годы.

Отметим прежде всего и ещё раз, что уже в то время, чуть ли не за десяток лет до поворотного 1917 года, этот революционер, не достигший ещё и 30 лет, приобрел своей повседневной неутомимой работой в стране высокий авторитет в партийной среде. Раскрылись его деловые качества организатора и волевого человека. Но авторитет вырос благодаря не только революционным действиям. Он был неразрывно связан и с его принципиальными позициями, и с нравственно-идейными качествами. И надо ли удивляться той вере в него, которая отчетливо видна в последнем упомянутом письме Ленина? Эта вера будет в конечном счете сохраняться на протяжении всех их взаимоотношений, пройдет через совсем не простые испытания.

В этой связи уместно привести относящиеся к тому времени слова Г. Ломова (Оппокова) об отношении Ленина к Рыкову. Владимир Ильич, отмечал он, ценил в Рыкове «прежде всего его неутомимую энергию, его ясную голову и бурный темперамент. Он считал его одним из самых талантливых практиков, который может поставить организацию при самых трудных условиях, в любой местности, в любом городе. Владимир Ильич высоко оценил умение Алексея Ивановича подходить к простому рабочему и крестьянину, его умение сливаться с их интересами умом и сердцем». Последнее стоит заметить особо — уже в ту пору складывались черты, которые будут свойственны будущему государственному деятелю.

В свой приезд в Париж в начале лета 1909 года Рыков задержался здесь на несколько недель. Он принял участие в организации и проведении в июне совещания расширенной редакции большевистской газеты «Пролетарий» (фактически Большевистский центр), созванного для сплочения большевистских сил против «отзовистов», укрепления позиций в борьбе за революционную РСДРП. Протоколы совещания свидетельствуют, что товарищ Власов председательствовал на первом заседании. Затем он выступил с докладом о меньшевистской партийной школе на Капри, которая «стремится сделаться партийным центром», сыграть, как он выразился, роль троянского коня в «завоевании» реформистами РСДРП. Совещание приняло подготовленную им по этому вопросу резолюцию.

Вместе с тем, захваченный революционной практикой, он явно недооценил значение философских разногласий, обнаружившихся в среде социал-демократии. Выступая на совещании в связи с выборами редакции, он говорил: «Я бы воздержался от голосования, ибо я не философ… Должен указать, что при выборах в редакцию ЦО [центрального печатного органа. — Д-Ш.] товарищи руководствуются политическими и тактическими взглядами, а не философскими. В этом направлении я намерен поступать и дальше».

Объективности ради надо сказать, что такой неверный взгляд был, в общем-то, распространен между «практиками». К примеру, один из них — Сталин, занял неправильную позицию в отношении имеющей огромное идейное значение работы В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» (1909), вообще считал ленинскую борьбу с оппортунистами в РСДРП «заграничной бурей в стакане воды».

Возвращение Рыкова в Россию летом 1909 года было быстро зафиксировано петербургскими жандармами. «Известный член центрального комитета партии, кличка Алексей, — телеграфировали они своим коллегам, — возвратился в Москву». Фальшивый паспорт на имя харьковского мещанина Белецкого не помог: в сентябре товарищ Алексей оказался в одной из московских тюрем и после трехмесячной «отсидки» отправлен этапом в архангельскую ссылку. Пришло время увидеть Северную Двину и её приток Пинегу с одноимённым поселком.

В Пинеге Рыков встретился с сестрой. Старший брат Иван, отсидевший за участие в революции в тюрьме, после её поражения целиком ушел в медицину. Что касается сестры Фаины, то её ещё в 1904 году выслали из родного Саратова под гласный надзор полиции в Пермскую губернию, затем она узнала нерчинскую ссылку, а теперь оказалась в ссылке в Пинеге. Ссыльным был и её муж Николаевский — брат известного меньшевика, высланного в 1921 году из Советской России. Дружба брата и сестры, возникшая ещё в детстве, прошла через всю их жизнь.