Времён крутая соль [сборник] - [10]
2000
«Сидят вокруг Екатерины …»
Сидят вокруг Екатерины,
И царедворский разговор
Ведут державные мужчины —
Русь берегут, несут ли вздор?
Как ни суди, а каждый славен,
Но уваженья к даме нет.
И лишь Суворов и Державин
Стоят — воитель и поэт.
2009
«Восемнадцатый век студёный …»
Восемнадцатый век студёный,
Неотапливаемый век.
Холодеют дворцы и троны,
В лёд врастая, кутаясь в снег.
Не познавший водопровода,
Он пиита строкой согрет,
И «На взятье Хотина» ода
В зябких пальцах Елисавет.
1999
«Фонтаны замерли до лета …»
Фонтаны замерли до лета
В холодной глубине земли,
И как старинная монета,
Сверкают статуи вдали.
Без плеска струй осиротела
Их бронза в зябкой тишине,
И грозное Самсона тело,
И злобный лев — всё как во сне.
Зато пугливо белка скачет,
Свистят синицы на лету,
Берёза лист последний прячет,
А он всем виден за версту.
1978
«Воскресным ранним утром город мой …»
Воскресным ранним утром город мой
Ещё пустынный, словно бы ночной —
Чужим мне показался.
Незнакомо
Блестел адмиралтейский шпиль вдали,
Трамвай на остановке стал.
Вошли
И вышли люди.
Странная истома
Во мне жила, недоспанных минут
Я чувствовал укор, но было ясно,
Как никогда.
Вокзала дальний гуд
И посвист доносился ежечасно,
Канал плескал о камни под мостом,
И памятник вождю торчал убого,
Но чудилось — я в городе чужом.
Трамвай ушёл, и где моя дорога?
1992
«Окраины моей углы и повороты …»
Окраины моей углы и повороты,
Квадратные дома,
Горбатые столбы.
Уехать бы куда, да словно жаль чего-то —
Забора, деревца, лихой своей судьбы?
Отсюда увезли на легковой сначала,
А после «воронки», «столыпинский вагон»,
Но снились мне мосты, соборы и ростралы,
Окраин корпуса в мой не врывались сон.
Лишь только иногда во мгле передрассветной
Вдруг электрички стук маячил в тёмном сне,
Далёкий и глухой, прощальный, безответный,
Дома и пустыри мелькали, как в окне.
1989
«В тот первый час, в тот первый день …»
В тот первый час, в тот первый день
Металась улиц дребедень,
И чудилось мне не на шутку,
Что снится вновь знакомый сон,
А въявь — забор со всех сторон,
И скоро прокричат побудку.
И не могу понять с тех пор —
То впрямь собор или забор?
То всадник ли, гремящий славой,
Иль тёмной вышки страх ночной?
То дрожь трамвая над Невой
Иль злая дрожь колючки ржавой?
1975
«Чёрный всадник на белом коне …»
Чёрный всадник на белом коне
Грозно скачет навстречу волне,
Лупоглазые прожектора,
Тёмных веток глухая игра,
Дивный храм на колоннах своих
Держит древний божественный стих,
Купола отражённо горят
И фигуры святых говорят.
Всадник скачет отчаянно прочь
От молитв и от мрамора — в ночь,
А куда — не узнаешь вовек,
Только ночь, только небо и снег…
Чёрный всадник на белом коне
По ночной тяжко скачет стране.
1985
«Тяжёлым льдом Нева объята …»
Тяжёлым льдом Нева объята.
И всадник чудится черней,
Как прежде, скачет он куда-то,
Вздымаясь сумрачно над ней.
Под небом от зимы усталым
И словно падающим вдруг
Стал город призрачным и малым,
Скрыть не сумевшим свой испуг.
2012
«Как тихо в городе моём …»
Как тихо в городе моём
В неторопливости прогулки,
Когда бредём с тобой вдвоём
И вдруг увидим в переулке
Старинный дом, старинный век,
Приземистый, широкоплечий —
Прервало время, словно бег,
И словно бы бормочет речи
О чём — теперь не разберёшь,
Не оживишь, не восстановишь,
Но тайную почуешь дрожь
И тайный смысл на миг уловишь.
2011
VI
«Зима — привычный собеседник …»
Зима — привычный собеседник.
На лапах елей снег навис,
Обвил стволы берёз соседних
И медленно сбегает вниз.
А там сугробы друг за другом,
Пустая, длинная лыжня,
Кусты торчат, как бы с испугом
Поглядывая на меня.
Но я не трону, не обижу,
И ни о чём не попрошу.
Всё понимаю я, всё вижу,
За ними следом я спешу
Туда, во глубь зимы, которой
Упорно посылаю весть —
О чём? Поведаю не скоро.
Невесть когда ещё, невесть…
2010
«Оттого что зима началась …»
Оттого что зима началась,
Обновилась душа на мгновенье —
В белизне есть великая власть,
В льдистом воздухе тайное пенье.
Кто услышал его, кто успел
Не забыть, записать эти ноты —
Для него мир и звонок и бел.
И небесные вспыхнут высоты.
2009
«С берёзами играя в перегляд …»
С берёзами играя в перегляд,
Бреду среди зимы, снежинок дрожи
Который день, который год подряд —
Привычный, примелькавшийся прохожий.
И кто я здесь, и что держу в уме,
Что выведать хочу у перелеска,
Неведомо забывчивой зиме,
Ни воронью, взлетающему резко,
Ни тишине замкнувшихся небес,
Что и сама порой ответа просит.
Я был. Я есть. Я шёл здесь. Я исчез.
Прощально снег шаги мои заносит…
2009
«Ещё змеились в январе …»
Ещё змеились в январе
Хитросплетения метели,
Ещё в берёзовой коре
Снежинки, угнездясь, белели,
Но утром находила мгла,
И небо пряталось от взгляда,
Ещё кругом зима была,
Но в ней какая-то надсада,
Какой-то смутный полусон,
Какая-то полудремота,
И ветер дул со всех сторон,
И бормотал всё время что-то.
2009
«Одиночество березняка …»
Одиночество березняка,
Дай мне допуск в твою тишину,
И отступит ночная тоска,
Не поддамся я тёмному сну.
Как белы, как прощальны снега,
И уходит в себя небосвод,
Так порою в свои берега
Вдруг уходит реки поворот.
И не видно ни света, ни тьмы,
И от яви сон неотличим,
Только помнишь, что время зимы.
Никуда не укрыться от зим…
2009
«Плывёт февраль ещё студёный …»
Плывёт февраль ещё студёный,
«Горесть неизреченная» — одиннадцатая книга поэта Анатолия Бергера и вторая книга его жены — театроведа и журналиста Елены Фроловой. 15 мая 1959 года, через три месяца после свадьбы Бергер был арестован и осуждён за свои произведения по статье 70 УК РСФСР на 4 года лагеря и 2 ссылки. В этой книге нашёл отражение «личный ГУЛАГ» поэта — рассказы и воспоминания о подавлении в стране всего живого и науке выживания. Судьбы, судьбы. Солагерники, грузчики из сибирского посёлка Курагино. Живыми мазками на страницах запечатлены картины детства и юности, жизнь после срока, с новым «сроком» — запретом на печатание.
Первая книга Анатолия Бергера «Подсудимые песни» вышла в 1990 году. До перестройки имя поэта, осужденного в 1969 году за свои произведения по статье 70 УК РСФСР (за антисоветскую пропаганду и агитацию), было под запретом. «Продрогшие созвездия» — двенадцатая книга Бергера. Здесь избранные стихи — начиная с шестидесятых годов и до наших дней (по десятилетьям), проза — рассказы, воспоминания, маленькая повесть «Стрелы огненные» о любви Владислава Ходасевича и Нины Берберовой, «Внезапные заметки». Пьесы — «Моралите об Орфее» написана в 1968 году, действие в ней перенесено из античности в средние века, где певца, естественно, арестовали, а кэгэбисты шестидесятых годов двадцатого столетия сочли это аллюзией на наши дни и, также естественно, включили «Моралите» в «состав преступления», вторая пьеса «Посмертная ремарка» написана уже в девяностые, в ней поэт, рассматривая версию об авторстве шекспировских произведений, подымает навсегда злободневную тему — об авторстве и самозванстве.
«Состав преступления» — девятая книга поэта Анатолия Бергера. В ней собрана его проза — о тюрьме, лагерях, этапе, сибирской ссылке конца шестидесятых-семидесятых годов прошлого века, о пути, которым довелось пройти: в 1969 году за свои произведения Анатолий Бергер был осужден по статье 70 УК РСФСР за антисоветскую агитацию и пропаганду на 4 года лагеря и 2 года ссылки. Воспоминания поэта дополняют мемуары его жены — журналиста и театроведа Елены Фроловой по другую сторону колючей проволоки.
«…Стихи Бергера разнообразны и по «состоянию минуты», и по тематике. Нет болезненного сосредоточения души на обиде — чувства поэта на воле. Об этом говорят многочисленные пейзажи, видения прошлых веков, лирические моменты. Постоянна — молитва о России, стране тиранов и мучеников, стране векового «гордого терпения» и мужественного противления временщикам. 6 лет неволи — утрат и сожалений не перечесть. Но благо тому, кто собственным страданием причастился Страданию Родины…».