Времён крутая соль [сборник] - [9]

Шрифт
Интервал

Ломая небо кривизной.


И разгадай теперь, попробуй —

Там вправду поле, город, лес

Иль кто-то, обуянный злобой,

Стоит с ружьём наперевес?


И от него тебе не скрыться,

И ты мечтаешь об одном —

Пропасть в тумане, затаиться,

Как бы в дыму пороховом…

2002

«Сон про Украину и Литву …»

Сон про Украину и Литву.

Мазанки и мова всюду. Лето.

Я еще приеду, поживу.

Наяву. Но сбудется ли это?


Я ещё приеду, погляжу.

Нямунас. Скамейка на опушке.

Я не об империи тужу,

Не об общей лагерной той кружке,


Два глотка и дальше.

До кости

Проберёт. Что вышки, частоколы!

Но сегодня разошлись пути.

Где Балис и где теперь Микола…


А во сне-то мазанка бела!

И костёл звонит без передышки…

Утром встал — как будто жизнь прошла,

Фонари в окне торчат, как вышки.

1993

«Перемешались две эпохи …»

Перемешались две эпохи —

Где раздавался львиный рык,

Сегодня лают кабыздохи

И выпятился злой кадык.


И кровью, пролитой в боях

От Подмосковья до Урала,

Теперь торгуют на паях

Политики и генералы.

2007

«Клубится дыма волчий хвост …»

Клубится дыма волчий хвост

Над обгоревшею избою,

Кругом, как брошенный погост,

Зима. Россия. Мы с тобою.

И снегопад. И тишина.

И больше некуда податься.

А где-то там шумит страна.

Какая? Чья? Не догадаться.

2005

«Не убывает снежный март …»

Не убывает снежный март,

Белея зимней сказкой длинной.

Колодой сувенирных карт

Рассыпан пригород старинный.

И что-то чудится вдали,

И взгляд улавливает зоркий…

Валеты. Дамы. Короли.

И банк сорвавшие шестёрки.

2005

«В стране измаянной и скудной …»

В стране измаянной и скудной

Мы доживаем век свой трудный,

Ожесточенье, жалость, жуть

Мы чувствуем попеременно —

Пришла, явилась Перемена,

Сегодня — не когда-нибудь.


Полна торжественного гула,

Нас на обочину столкнула,

Как старика в толпе амбал,

Не слышно строк — шуршат дензнаки,

Нефть брызжет, бомж бредёт во мраке,

Попы и воры правят бал.

2006

«Сгорел собор. Потеряна планета …»

Сгорел собор. Потеряна планета.

Убийцам — слава, проходимцам — путь.

Что, новый век, ответишь ты на это?

Что в эсэмэске предпочтёшь черкнуть?


Век тёмного фанатика и гея,

Упавших небоскрёбов и попсы —

На Страшный Суд явившись, не робея,

Взамен души, что бросишь на весы?

2006

V

«Мы прощаем Петру злодейства …»

Мы прощаем Петру злодейства

За сверканье Адмиралтейства,

За Невы гранитный убор,

За Исаакиевский собор.

Что нам те старинные страхи,

Те стрелецкие дыбы, плахи,

И над сыном неправый суд,

И кровавых сотни причуд,

И разгул наводнений шалый…

Смотрят в белую ночь ростралы,

Светит мрамором Летний сад,

В полдень пушки слышен раскат,

А на камне, волне подобном,

Будто с грозным рокотом дробным

Скачет, в небо вздыбив коня

И ни в чём себя не виня,

Он, смеясь над нашим прощеньем,

Полон яростным вдохновеньем.

1995

«Что город мой, с тобой …»

Что город мой, с тобой?

Ты на ветру

Дрожишь, гудит Нева, кренятся зданья,

И ворон сел на голову Петру —

Дурное предзнаменованье.


Того гляди, услышишь: «Never more»

И сгинет всё, и древней станет тенью,

И только строк обрывки про узор

Чугунный, про державное теченье…

1990

«Мне город шепчет неустанно …»

Мне город шепчет неустанно,

Хоть всё прощальнее и реже,

На Невском или на Расстанной,

Большой Московской и Разъезжей.


То на мгновенье остановит,

То на ходу бормочет шало,

На позабытом слове ловит,

На том, что было и пропало.


Балконов стройные извивы,

Колонн коринфские причуды,

И льды Фонтанки молчаливы,

И зимние на них этюды.


А он всё шепчет неумолчно,

Всё явственней и безответней,

То в утра миг, то в час полночный,

То зимнею порой, то летней.

1990

«Где пахнет чертовщиной вековой …»

Где пахнет чертовщиной вековой,

Где императора убили в спальне,

Где город меж Фонтанкой и Невой

Ещё заброшеннее и печальней,

Куда бежать — уже не от него,

От собственной судьбы, ему подобной,

Заброшенной в ничто и в ничего,

Отброшенной, как чей-то камень пробный.

1994

«Приснился старый дом …»

Приснился старый дом,

Забытые соседи,

Я вспоминал с трудом

Фамилии на меди

Дощечки под звонком,

Покатые перила —

Всё это стало сном,

Всё это явью было.

Ступеней низкий скат

И вид во двор унылый,

Но иногда закат

Сверкал нездешней силой,

Исаакий из окна

Виднелся на мгновенье —

Глухие времена,

Слепые откровенья…

От молодых тех дат

Остались сны да строки,

Да за окном закат

Сверкающий, далёкий,

Да лестниц полумгла,

Свет жалкий вполнакала.

Всё это явь была…

Всё сном прощальным стало…

1995

«Снова к улицам тянет знакомым …»

Снова к улицам тянет знакомым,

Переулкам, дворам проходным,

Обдаёт чем-то тайным, родным,

Хочет за душу взять каждым домом.


И брожу, и брожу день за днём,

Всё мне чудится — молодость встречу,

Только страшно: а что ей отвечу,

Коли спросит — узнать бы о чём…


Потому что она-то права,

Да вот жизнь — но с неё разве спросишь,

И прощально слова произносишь,

Понимая, что это слова…

1990

«На краю квадратной льдины …»

На краю квадратной льдины

Селезень уснул,

Убегает Мойка длинно

В петербургский гул.


На одной торчит он лапке

Яркий, как макет,

Но притом живой и зябкий,

Тает, тает след.


Темных зданий отраженья

Рядом с ним сквозят.

Спит. И видит сновиденья.

Ярок их наряд.

1991

«Где Николе Исаакий …»

Где Николе Исаакий

Золотой послал сигнал,

Водяные чертит знаки

Убегающий канал.


В городском тяжёлом гуле,

В дымно-медленном дожде

Лики дивные мелькнули,

Замерещились везде,

В окнах, в небе, на воде…


Еще от автора Анатолий Соломонович Бергер
Горесть неизреченная [сборник]

«Горесть неизреченная» — одиннадцатая книга поэта Анатолия Бергера и вторая книга его жены — театроведа и журналиста Елены Фроловой. 15 мая 1959 года, через три месяца после свадьбы Бергер был арестован и осуждён за свои произведения по статье 70 УК РСФСР на 4 года лагеря и 2 ссылки. В этой книге нашёл отражение «личный ГУЛАГ» поэта — рассказы и воспоминания о подавлении в стране всего живого и науке выживания. Судьбы, судьбы. Солагерники, грузчики из сибирского посёлка Курагино. Живыми мазками на страницах запечатлены картины детства и юности, жизнь после срока, с новым «сроком» — запретом на печатание.


Продрогшие созвездия

Первая книга Анатолия Бергера «Подсудимые песни» вышла в 1990 году. До перестройки имя поэта, осужденного в 1969 году за свои произведения по статье 70 УК РСФСР (за антисоветскую пропаганду и агитацию), было под запретом. «Продрогшие созвездия» — двенадцатая книга Бергера. Здесь избранные стихи — начиная с шестидесятых годов и до наших дней (по десятилетьям), проза — рассказы, воспоминания, маленькая повесть «Стрелы огненные» о любви Владислава Ходасевича и Нины Берберовой, «Внезапные заметки». Пьесы — «Моралите об Орфее» написана в 1968 году, действие в ней перенесено из античности в средние века, где певца, естественно, арестовали, а кэгэбисты шестидесятых годов двадцатого столетия сочли это аллюзией на наши дни и, также естественно, включили «Моралите» в «состав преступления», вторая пьеса «Посмертная ремарка» написана уже в девяностые, в ней поэт, рассматривая версию об авторстве шекспировских произведений, подымает навсегда злободневную тему — об авторстве и самозванстве.


Состав преступления [сборник]

«Состав преступления» — девятая книга поэта Анатолия Бергера. В ней собрана его проза — о тюрьме, лагерях, этапе, сибирской ссылке конца шестидесятых-семидесятых годов прошлого века, о пути, которым довелось пройти: в 1969 году за свои произведения Анатолий Бергер был осужден по статье 70 УК РСФСР за антисоветскую агитацию и пропаганду на 4 года лагеря и 2 года ссылки. Воспоминания поэта дополняют мемуары его жены — журналиста и театроведа Елены Фроловой по другую сторону колючей проволоки.


Подсудимые песни

«…Стихи Бергера разнообразны и по «состоянию минуты», и по тематике. Нет болезненного сосредоточения души на обиде — чувства поэта на воле. Об этом говорят многочисленные пейзажи, видения прошлых веков, лирические моменты. Постоянна — молитва о России, стране тиранов и мучеников, стране векового «гордого терпения» и мужественного противления временщикам. 6 лет неволи — утрат и сожалений не перечесть. Но благо тому, кто собственным страданием причастился Страданию Родины…».