Анатолий Бергер — из немногочисленного поколения тех, кто в конце 1960-х предпочёл благополучному продвижению по ступеням служебной (или литературной) карьеры участь изгоя, узника совести, избравшего жребий «жить не по лжи». В «вегетарианские времена», в канун 100-летия Ленина, он сумел «заработать» четыре года Мордовских лагерей и два — ссылки в сибирском посёлке Курагино (статья 70-я УК). Выжил, вернулся, не уехал, не ушёл в политику, остался верен единственному, главному для него в жизни — русской классической поэзии. Не нажил капитала, как некоторые из «политических», на своей лагерной биографии. Продолжал писать, как писал и до заключения — ровно, медленно, приглушенными красками. Пейзажные (и городские) зарисовки, раздумья о вечных нравственных началах, нечастые обращения к истории и судьбе России — вот, пожалуй, и всё… Преобладающий стихотворный размер — самый русский — знаменитый четырехстопный ямб. Строгие точные рифмы, размеренная повествовательная интонация.
Стихи Анатолия Бергера я воспринимаю как чистый, негромкий отклик на прозвучавшие в прошлом веке голоса самых «вершинных» русских поэтов — Баратынского, Тютчева, раннего Ивана Бунина и продолжателей их традиций из «серебряного века» — прежде всего — Ходасевича.
Его природа — наш хмурый Северо-Запад. Его город — исчезающий ныне Петербург, каким он достался подросткам послевоенной поры. Его жизнь — редкие радости, напряжённый труд и постоянное ожидание беды. История человечества для него — непреходящая трагедия.
Из книги: Георгий Васюточкин «На перевале тысячелетий» (страницы публицистики). Издательство Александра Сазанова, СПб, 2011
«Ещё двадцатый на табло …»
Ещё двадцатый на табло
И, значит, время не пришло
За Альфой вслед воскликнуть «Бэта!»,
От дантовских спастись причуд,
От достоевских тёмных пут,
От Фауста и от Макбета.
Ещё средневековья мгла
И Гутенбергова игла
Пронзает мозг, и Смерть костями
Стучит и шествует с косой,
И брейгелевский вновь слепой
Ведёт других всё к той же яме,
И до галактик нет пути,
И сколько разуму ни льсти,
Он по привычке лжёт, как прежде,
И грустно глядя на табло,
Ты шепчешь: «Время не пришло»
И вновь вверяешься надежде.
2000
В ноябре поля замело,
И скукожилась верба враз,
И как будто бы сквозь стекло
Смутно небо глядит на нас.
Что там видно ему с высот
На вселенском его веку?
Ветром спляшет, дождём швырнёт,
Снежной мглой наведёт тоску…
2007
Заполыхали холода
Февральской белизной высокой.
Уходит время навсегда,
Навеки, во мгновенье ока.
Ни солнца блеск, ни снегопад
Остановить его не может,
Внезапно повернуть назад,
Вернуть в тот день, который прожит,
Тот день, который ни за что
Смерть не догонит, не захватит,
Не сможет превратить в ничто,
Напрасно только силы тратит.
2004
Стоит большая тишина,
И в ней сентябрьские вздохи
Слышней, и чудится — слышна
Речь уходящей прочь эпохи.
Прощальная, сухая речь
При расставании со всеми,
Тысячелетье — гору с плеч
Угрюмо сбрасывает время.
И смотрит: брать нас иль не брать
С собой в век новый — умирать.
2000
«Былого нет, а словно кто-то …»
Былого нет, а словно кто-то
С три короба наплёл и вдруг
Исчез.
И вот теперь забота:
Не позабыть — кто враг, кто друг,
Не позабыть.
И ни полслова
Сказать, не успевая вслед,
Теперь уж в одиночку снова
Шептать себе: «Былого нет».
1994
Одолевая груз времён
Сквозь полусумерки рассвета,
Брести весь день я осуждён —
О, Господи, за что мне это?
Усталость давняя томит
И нет от памяти отбоя,
Как будто ангел вновь гремит,
Воздев крыла, блестя трубою.
И полыхает небосвод,
И мчится всадников четвёрка,
И что-то сбудется вот-вот —
Ты только вглядывайся зорко.
2010
«Ушёл мой поезд. Не догнать …»
Ушёл мой поезд. Не догнать.
И невпопад стучат колёса.
Всё тот же старый сон опять.
С ночных догадок нету спроса.
Но как темна была тоска,
Как сердце билось и взметалось.
И чудилось — пройдут века,
И сны, но не пройдёт усталость.
И где-то в дальнем далеке
Прощальный отстук промаячит,
Душа, витая налегке,
Вздохнув, поймёт, что это значит.
2011
«Пока бежит тысячелетье …»
Пока бежит тысячелетье,
Года отщёлкивая чётко,
Как будто бы погонщик плетью,
Как будто бы танцор чечётку,
А мы, отставшие внезапно,
Замедленное поколенье —
Бредём, как зэки в путь этапный,
Не дни считая, а мгновенья…
2008
«В образовавшейся лакуне …»
В образовавшейся лакуне
Меж октябрём и ноябрём
Душа расходуется втуне,
Стих скуден, смутен окоём.
Но набирает обороты
Пришедший век на всех парах,
Во все лакуны и пустоты
Вгоняя панику и страх.
И нету места во Вселенной
Среди пространств, среди времён,
Где с мыслью тленной, плотью бренной
Ты был бы спрятан и спасён.
2002
«Мне снилась ночь и небосвод в ночи …»
Мне снилась ночь и небосвод в ночи,
Сверкали зорко звёздные лучи,
В существованье синевы и дрожи
Вплетался неумолчно голос Божий,
И чудилось, он словно диктовал,
И в сновиденья падая провал
Всё безысходней и необратимей,
Я слышал — повторялось чьё-то имя,
И я почти угадывал, а Бог
Произносил как бы за слогом слог…
1991
«Мы в каждом дне, как в западне …»
Мы в каждом дне,
Как в западне,
И выбираться бесполезно —
![Времён крутая соль [сборник]](/storage/book-covers/6d/6d35a7a35b0a1e9e5c7a135e510eedd4f5cd9810.jpg)
![Горесть неизреченная [сборник]](/storage/book-covers/e6/e6c8b1ba0d80fdf3c3d4dad5d1d3930d7965c2f3.jpg)
![Состав преступления [сборник]](/storage/book-covers/d0/d0d8174b681e172a2371f16a2893f0c2b4082e39.jpg)
