Времён крутая соль [сборник] - [5]

Шрифт
Интервал


Учёный муж, властитель слова,

Эллады славной брат родной,

Он в злобу дня ввязался снова

И жертвой стал очередной.


Безумный грех людской гордыни,

С рожденья соблазнивший Рим —

Звон цицероновой латыни

Разбил ты грохотом своим.

2011

«Тяжёлый грезился мне сон …»

Тяжёлый грезился мне сон:

Бродил я в древности глубокой,

Кругом кричали: «Вавилон,

Изгнанничество, воля рока…»


О, как земля была чужда,

Страшны чужие колесницы…

И кто я здесь? И как сюда

Попал? Зачем мне это снится?


Сквозь сон в спасительную явь

Прошусь, как тонущий на сушу,

А Ты, Господь, спаси, наставь

На путь испуганную душу.

2011

«Равенна. Данте. Изгнан навсегда …»

Равенна. Данте. Изгнан навсегда

Флоренцией родной.

В тоске безмерной

Берёт перо.

Строк стройных череда.

Комедия. Часть первая. Инферно.


Я всем отмщу.

Разделите со мной

Мой долгий ад и адские те муки.

Флоренция!

Зову тебя на бой

За всё,

за то, что мы с тобой в разлуке.

2005

III

«Далёкие тасую страны …»

Далёкие тасую страны,

Как фокусник колоду карт,

Смешав британские туманы

И монте-карловский азарт.


И, перекинув мост Риальто

В Канберру или Веллингтон,

Я этим небывалым сальто

Ничуть в душе не удивлён.


Качусь, как перекати-поле —

Кто подберёт, куда прибьёт…

Резон ли перекатной голи

Загадывать что наперёд?


Чужая речь, чужие лица,

Чужой истории черты,

Былое чудится и снится,

Строкой ложится на листы.


Зато строке препоны нету,

И нет над нею топора,

Она летит по белу свету,

Куда несут её ветра.


И уши слушают чужие,

Как в горести глухонемой

Безумно сетует Россия,

Тоскуя по себе самой.

1978

Игорю Бурихину

Неразборчивый почерк прощанья…

И.Бурихин

Прошлое, где ты? Достанет ли тщанья

Восстановить, оживить, воскресить

Твой неразборчивый почерк прощанья,

Смутных чернил узловатую нить?


Оба мы душу запродали слову,

Снова Шемякина ждать ли суда?

Ты и ушёл подобру-поздорову,

И замелькали твои города.


Вольно тебе и раскольно, и больно,

Мне ещё горше в российском углу,

Дымным громадам внимаешь ли Кёльна?

Падаю я в петербургскую мглу…


Что чужеродней нас нынче?

Свиданье —

Горький итог, жёлтый лист на ветру,

Твой неразборчивый почерк прощанья

Я никогда уже не разберу.

1989

«Взлетая с грохотом и звоном …»

Взлетая с грохотом и звоном

Над опрокинутым Гудзоном,

Манхэттен вижу я в упор.

Огромных зданий силуэты —

Они грядущего приметы

Или былому приговор?

Они врастают в поднебесье

И чудятся безумной смесью

Грёз ангельских, бесовских снов.

То сатанинское сверканье,

Слепое с Богом пререканье,

Из преисподней адский зов.

То звуки музыки небесной,

Доселе людям неизвестной,

И уши те спешат зажать,

И нет здесь дьявола и Бога,

А черновик того итога,

Которого не избежать.

1993

«Американский океан …»

Американский океан.

Огромный пляж. Простор бескрайний

Захлёстывает, как аркан

Тебя — и поддаёшься втайне.

Но как знакомо всё! Кричат

И мечутся, и плачут чайки,

Вновь повествуя без утайки

О том, что тыщу лет назад

Известно на земле. Ну, чем

Не Стрельна? Парус одинокий.

Давно написанных поэм

Готовые ложатся строки.

А пятьдесят пройти шагов —

И Брайтон загудит жаргоном.

Так вот он — дальних странствий зов,

Заканчивающийся стоном:

«Зачем?»

Грохочут поезда

Над головой, пестрят витрины,

И океанская вода

Дрожит вдали в обрывках тины.

1993

Цфат

Над пропастью в горах —

Здесь древний город спрятан.

Средневековый страх —

О, как зовёт назад он!


Ущелий гул и гуд,

Тропинок вьются нити,

А улицы бегут,

Как строки на иврите.


И пусть в игре стекла

Блестит товаров груда,

Машинам нет числа,

Но город — текст Талмуда.


Как Далет, Гимел, Бет,

То дом, то синагога.

И Божий жив завет,

И слышен голос Бога.

1996

Италия

Улиц-щелей и небесных соборов конвенция —

Это Флоренция.

Дивных дворцов и зелёных каналов коллекция —

Это Венеция.

Башни, к земле наклонённой внезапно и резко, реприза —

Пиза.

Робкий балкон, строк звучаньем возвышенный тронно —

Верона.

Падуи площади, смертные камни Помпеи,

Рим гладиаторский, дней и веков эпопеи —

Было ли это, взаправду случилось ли с нами

Или во снах мы бредём и ведомы куда-то мы снами?

2003

«В средневековом долгом блеске …»

В средневековом долгом блеске

В синеющий небес проём

Вплывает купол Брунеллески

Над флорентийским шумным днём.


И в этом плаваньи высоком,

Ладонью Божьей вознесён,

Он Божьим созерцаем оком

Придирчиво со всех сторон.

2003

«Пока Венеция, сверкая …»

Пока Венеция, сверкая,

Передо мной красоты рая

Разбрасывала, не таясь,

Сквозь слёзы, словно бы смеясь,

И нижних этажей протяжность,

Стен зеленеющую влажность

Всё глубже погружала вниз —

Запел собор святого Марка,

Блеснув таинственно и ярко,

И в небо голуби взнеслись.

2003

«Туфлёю длинною резной …»

Туфлёю длинною резной

От влажных стен старинных зданий

Отталкиваясь чуть порой,

Пока, дурея от названий

Мостов над бледною водой,

Мы бредим, гондольер ведет

Гондолу, что туфле подобна

Резной и длинной. И поёт

Душа прощально и подробно.

2003

«Венецианских улиц-коридоров …»

Венецианских улиц-коридоров

Мерещится мелькание витрин.

Устав от любопытных частых взоров,

От беспрерывных вековых смотрин,

Как, город — Водяной, ещё покуда,

Цепляясь за горбатые мосты,

Не тонешь ты, старинная причуда

Богов, обрывок сна, узор мечты?

2004

«В сухой жаре среди развалин Рима …»

В сухой жаре среди развалин Рима,

Латинских надписей, фонтанов и колонн

Душа то бодрствует, то спит необоримо,

И снится, снится ей старинный сон.


Еще от автора Анатолий Соломонович Бергер
Горесть неизреченная [сборник]

«Горесть неизреченная» — одиннадцатая книга поэта Анатолия Бергера и вторая книга его жены — театроведа и журналиста Елены Фроловой. 15 мая 1959 года, через три месяца после свадьбы Бергер был арестован и осуждён за свои произведения по статье 70 УК РСФСР на 4 года лагеря и 2 ссылки. В этой книге нашёл отражение «личный ГУЛАГ» поэта — рассказы и воспоминания о подавлении в стране всего живого и науке выживания. Судьбы, судьбы. Солагерники, грузчики из сибирского посёлка Курагино. Живыми мазками на страницах запечатлены картины детства и юности, жизнь после срока, с новым «сроком» — запретом на печатание.


Продрогшие созвездия

Первая книга Анатолия Бергера «Подсудимые песни» вышла в 1990 году. До перестройки имя поэта, осужденного в 1969 году за свои произведения по статье 70 УК РСФСР (за антисоветскую пропаганду и агитацию), было под запретом. «Продрогшие созвездия» — двенадцатая книга Бергера. Здесь избранные стихи — начиная с шестидесятых годов и до наших дней (по десятилетьям), проза — рассказы, воспоминания, маленькая повесть «Стрелы огненные» о любви Владислава Ходасевича и Нины Берберовой, «Внезапные заметки». Пьесы — «Моралите об Орфее» написана в 1968 году, действие в ней перенесено из античности в средние века, где певца, естественно, арестовали, а кэгэбисты шестидесятых годов двадцатого столетия сочли это аллюзией на наши дни и, также естественно, включили «Моралите» в «состав преступления», вторая пьеса «Посмертная ремарка» написана уже в девяностые, в ней поэт, рассматривая версию об авторстве шекспировских произведений, подымает навсегда злободневную тему — об авторстве и самозванстве.


Состав преступления [сборник]

«Состав преступления» — девятая книга поэта Анатолия Бергера. В ней собрана его проза — о тюрьме, лагерях, этапе, сибирской ссылке конца шестидесятых-семидесятых годов прошлого века, о пути, которым довелось пройти: в 1969 году за свои произведения Анатолий Бергер был осужден по статье 70 УК РСФСР за антисоветскую агитацию и пропаганду на 4 года лагеря и 2 года ссылки. Воспоминания поэта дополняют мемуары его жены — журналиста и театроведа Елены Фроловой по другую сторону колючей проволоки.


Подсудимые песни

«…Стихи Бергера разнообразны и по «состоянию минуты», и по тематике. Нет болезненного сосредоточения души на обиде — чувства поэта на воле. Об этом говорят многочисленные пейзажи, видения прошлых веков, лирические моменты. Постоянна — молитва о России, стране тиранов и мучеников, стране векового «гордого терпения» и мужественного противления временщикам. 6 лет неволи — утрат и сожалений не перечесть. Но благо тому, кто собственным страданием причастился Страданию Родины…».