Времён крутая соль [сборник] - [8]
Без тебя нельзя.
Ну, а мне готова плаха
Да глухой погост
Во все дни — от Мономаха
И до красных звёзд.
И судьбины злой иль милой
Мне не выбирать,
И за то, что подарила —
В землю, исполать.
Кто за проволкою ржавой,
Кто в петлю кадык —
Вот моей предтечи славы
И моих вериг.
Не искали вскользь обхода,
Шли, как Бог велел,
И в преданиях народа
Высота их дел.
Погибая в дни лихие
Оттого в чести,
Что не кинули, Россия,
Твоего пути.
1967
«В полевых да охотничьих …»
В полевых да охотничьих
Ты названиях-прозвищах,
То по-птичьи бормочущих,
То по-волчьему воющих.
То пахнёт в них пожарищем,
То военною смутою,
То народным мытарищем,
Властью деспота лютою.
То печалью церковною,
Когда медленный звон плывёт,
То долиною ровною —
Посреди неё дуб цветёт.
1967
«Перестал ходить паром …»
Перестал ходить паром,
Обивает снег пороги,
Баба тыкву на пороге
Рубит длинным топором.
Сыплет семечки на печь,
Разгораются уголья,
Пересыпанная солью
Русская играет речь.
А за окнами бело,
В белом крыши и заборы
И далёкие просторы,
Где вчера ещё мело.
1973
«Дрожью бьющие туманы …»
Дрожью бьющие туманы,
Шатких листьев вороха,
И хозяйка утром рано
Зарубила петуха.
После куры кровь клевали,
Клочья пуха и пера,
Осень отливала сталью
Брошенного топора.
1974
«Сибирь, о тебе затоскую …»
Сибирь, о тебе затоскую,
Когда окажусь вдалеке,
Припомню деревню лесную,
Большие плоты на реке,
Припомню в избушке крестовой
Мерцанье иконы в углу,
Телёнка протяжные зовы
На рваной кошме на полу,
Горшки, чугунки, занавески,
Хозяина речи о том,
Как в тёмном густом перелеске
Сохатый стоял над ручьём,
Как с первого выстрела ранил,
И зверь, убегая в тайгу,
Деревья крушил и таранил,
И тяжко ревел на бегу…
1974
«Сегодня утром лист пошёл …»
Сегодня утром лист пошёл —
По всей тайге, куда ни глянешь,
Слетает осени в подол
Медь, золото, багрец, багрянец.
И речка ловит на ходу
И гонит вдаль напропалую
Свою добычу золотую
У всех деревьев на виду.
И под ногами впрямь горит
Земля медлительно и пышно,
И каждый шелест говорит
Так явственно, что всюду слышно.
1974
«Река встает и громоздится …»
Река встает и громоздится,
Белея медленно кругом,
И лишь у берега дымится
Вода и лезет напролом.
К ней по истоптанному спуску
Идут, сбегают второпях,
И веет стариною русской
От коромысла на плечах.
Виденье призрачной эпохи,
Что разве в сердце и жива,
И вёдра тихие, как вздохи,
Качаются едва-едва…
1973
«Деревеньки мои, деревушки …»
Деревеньки мои, деревушки —
Коромысла весёлого дужки,
А уж вёдрам и шатко, и зыбко,
В каждом солнце играет, как рыбка.
Деревушки мои, деревеньки,
На завалинке старушки — стареньки,
А над рекой то березник, то ельник,
А на плоту Иван Гладких да брательник…
1975
«Дождь и вокзал — как бы созвучье …»
Дождь и вокзал — как бы созвучье
Разлук и слёз. Ползут темны,
Как поезда, по небу тучи
В дыму и сумерках вины.
А поезда неотвратимо
И утомительно гудя,
Выбрасывая клочья дыма,
Свой гул вплетают в гул дождя.
Навек оконченные встречи
И отзвучавший разговор,
И руки, павшие на плечи,
Срывает, вспыхнув, семафор.
Ещё поблёскивают слёзы,
И лужи пробирает дрожь,
А дальний голос паровоза
Издалека чуть разберёшь.
1987
«Ночной вокзал — весь ожиданье …»
Ночной вокзал — весь ожиданье,
И сгорбленные фонари
Косятся на глухие зданья,
Чьи окна светят изнутри.
Туда зайдёшь — в ночлежку словно,
Там чемоданы и узлы,
Скамьи и лица, гул неровный,
Смесь полусвета, полумглы.
Толпясь у смутного буфета,
С тревогой на часы глядят,
А репродуктор без ответа
Бормочет будто наугад.
Но вот уж стрелка обежала
Свой медленный извечный круг.
Платформа.
Ночь.
Как из провала
Огни и шум возникли вдруг.
Гремит носильщика телега,
Мигает семафора глаз,
И тяжело дыша с разбега,
Вагоны вздрагивают враз.
1986
«Легко ль на букву подбирать слова …»
Легко ль на букву подбирать слова?
На «щ» попробуй и найдёшь едва:
Щепотка, щука, щит, щенок, щеколда,
Щелчок и щепка, щётка, щур да щи —
Язык перетряхни весь, поищи
Во днях замшелых Дира и Аскольда.
…Щетина, щель…
Не позабыть щегла…
Но как рождалась речь, бралась откуда?
Когда-то немоту перемогла.
Не умерла…
И вправду, Божье чудо.
1992
«А на палубе тишь да гладь …»
А на палубе тишь да гладь,
Дождик мелкий и беспрестанный.
Так и плыть бы, переплывать
Все моря и все океаны…
Да куда там! Сухонь-река
В даль далёкую не заводит,
Все извилистей берега,
Там луга и корова бродит.
А вдали купола видны,
Крест маячит на небосклоне.
Никуда от родной страны
Не уплыть по реке Сухоне.
1991
«Новгородский ветер …»
Новгородский ветер — «шелонник»,
Псковский яростный — «волкоед» —
Кто назвал? Найдёшь ли ответ
В меткой строчке старинных хроник?
Иль охотник, знать, у костра,
Слыша волчий вой полуночный,
Молвил скупо да так уж точно —
«Волкоед… Студёна пора…»
Иль рыбак на Шелонь-реке,
Выбирая медленно сети,
Бормотал названия эти,
А рассвет дрожал вдалеке…
1990
«Мёртвая ворона в урне …»
Голодный француз и вороне рад.
В.Даль. Пословицы русского народа
Мёртвая ворона в урне,
Сумрак снежной кутерьмы.
Что прощальней и мишурней
Отступающей зимы?
Так, давно, во время оно,
Перепутав день и ночь,
Армия Наполеона
Уносила ноги прочь.
Посреди зимы холодной,
Озираясь наугад,
Был бы впрямь француз голодный
И вороне мёртвой рад.
2012
«Туман осенний на прощанье …»
Туман осенний на прощанье
Тяжёлой мутной белизной
Скрыл лес вдали, поля и зданья,
«Горесть неизреченная» — одиннадцатая книга поэта Анатолия Бергера и вторая книга его жены — театроведа и журналиста Елены Фроловой. 15 мая 1959 года, через три месяца после свадьбы Бергер был арестован и осуждён за свои произведения по статье 70 УК РСФСР на 4 года лагеря и 2 ссылки. В этой книге нашёл отражение «личный ГУЛАГ» поэта — рассказы и воспоминания о подавлении в стране всего живого и науке выживания. Судьбы, судьбы. Солагерники, грузчики из сибирского посёлка Курагино. Живыми мазками на страницах запечатлены картины детства и юности, жизнь после срока, с новым «сроком» — запретом на печатание.
Первая книга Анатолия Бергера «Подсудимые песни» вышла в 1990 году. До перестройки имя поэта, осужденного в 1969 году за свои произведения по статье 70 УК РСФСР (за антисоветскую пропаганду и агитацию), было под запретом. «Продрогшие созвездия» — двенадцатая книга Бергера. Здесь избранные стихи — начиная с шестидесятых годов и до наших дней (по десятилетьям), проза — рассказы, воспоминания, маленькая повесть «Стрелы огненные» о любви Владислава Ходасевича и Нины Берберовой, «Внезапные заметки». Пьесы — «Моралите об Орфее» написана в 1968 году, действие в ней перенесено из античности в средние века, где певца, естественно, арестовали, а кэгэбисты шестидесятых годов двадцатого столетия сочли это аллюзией на наши дни и, также естественно, включили «Моралите» в «состав преступления», вторая пьеса «Посмертная ремарка» написана уже в девяностые, в ней поэт, рассматривая версию об авторстве шекспировских произведений, подымает навсегда злободневную тему — об авторстве и самозванстве.
«Состав преступления» — девятая книга поэта Анатолия Бергера. В ней собрана его проза — о тюрьме, лагерях, этапе, сибирской ссылке конца шестидесятых-семидесятых годов прошлого века, о пути, которым довелось пройти: в 1969 году за свои произведения Анатолий Бергер был осужден по статье 70 УК РСФСР за антисоветскую агитацию и пропаганду на 4 года лагеря и 2 года ссылки. Воспоминания поэта дополняют мемуары его жены — журналиста и театроведа Елены Фроловой по другую сторону колючей проволоки.
«…Стихи Бергера разнообразны и по «состоянию минуты», и по тематике. Нет болезненного сосредоточения души на обиде — чувства поэта на воле. Об этом говорят многочисленные пейзажи, видения прошлых веков, лирические моменты. Постоянна — молитва о России, стране тиранов и мучеников, стране векового «гордого терпения» и мужественного противления временщикам. 6 лет неволи — утрат и сожалений не перечесть. Но благо тому, кто собственным страданием причастился Страданию Родины…».