Возвращение Воланда или Новая дьяволиада - [48]

– Где мутация? – Глаза Бур-Сакеева вспыхнули охотничьим блеском.

Я обнял профессора за талию и, точно мы с ним были на светском рауте, принялся прогуливать его по комнате. При этом излагал примерно следующее:

Видите ли, какая штуковина, точнее хреновина (излюбленный стиль Бур-Сакеева). По сравнению с кузнечиками адаптация кролика к КОМФИГу обнаружила: во-первых, активацию поведения, во-вторых, релаксацию биохимической энергии, в-третьих, заметную аннигиляцию рефлексов…

Знай наших! Тоже не лыком шиты!

В высшей степени интересно, – пробормотал Бур-Сакеев, косясь на Фуркасова. Тот производил руками предостерегающие отмашки.

– …а также инфильтрацию, кавитацию и прострацию. – Я развернул профессора спиной к Фуркасову и лицом к центрифуге. – Вот наш подопытный кролик. Кличка Кузя. Можете его потрогать, взять на руки…

– Назад! – раздался отчаянный крик Фуркасова. Но было уже поздно…

Пройдут годы. Я состарюсь. Стану маститым ученым. Буду неукоснительно соблюдать режим работы и отдыха. Совершать прогулки по вечерам, а перед тем, как лечь в постель, обязательно выпивать стакан кефира. Я буду регулярно снимать кардиограмму. У меня будут внуки и внучки, и я с удовольствием буду трепать их по кудрявым головкам. Но никогда, – вы слышите? – никогда не выветрится из моей памяти жуткая, леденящая кровь, покаянная исповедь Бур-Сакеева!

Начальная реакция – мгновенная. Подобно тигру, скрывающемуся в зарослях на берегу тропической реки, с рычанием он бросился на верного своего сподвижника, на Фуркасова! Тот непостижимым образом увернулся и выскочил в коридор Тогда Бур-Сакеев обвел присутствующих пламенным взглядом и приказал:

– Стенографистку мне! Живо! Пусть документально будет, по всей форме!

Среди сотрудников лаборатории прошелестело: «Стенографистку! Стенографистку!»

Никакой стенографистки у нас отродясь не было. Что поделать, не предусмотрена штатным расписанием. Вытолкнули вперед молоденькую стажерку, худенькую и в очках. Стажерка присела за стол с карандашиком, готовая записывать под диктовку. Её уникальные записи, увы, безвозвратно утрачены, но, поверьте, в моей памяти отложилось каждое слово.

– Пишите! – приступил к диктовке Бур-Сакеев – Так называемый КОМФИГ есть не что иное, как сплошная туфта и полоскание мозгов! Плюс фальсификация научных фактов! Фуркасов тайно занижает в протоколах прыжки свежеотловленных кузнечиков…

«Вот почему этот подлец никому не доверяет заполнение протоколов, составляет их сам!» – подумал я.

– После обработки на «БУРСАКах» кузнечики, понятное дело, скачут дальше. Якобы вследствие воздействия КОМФИГа В этом весь фокус. Штукарь я, а не ученый. Жулик, каких свет не видывал!

Впоследствии я до бесконечности ломал голову над словами профессора. Сплетал логические цепочки, но они распадались.

В самом деле, если КОМФИГ прямое жульничество, то почему же обработанный им кролик Кузя приобрел невиданные свойства? Почему укушенный человек начинает прилюдно каяться во всех смертных грехах? Такого не под силу добиться даже опытнейшему следователю с Петровки! То есть, с одной стороны, КОМФИГ – жульничество (признание Бур-Сакеева), а с другой, вроде бы, и нет? Где же истина?

Не исключено, конечно, что кролик Кузя был таким от рождения и КОМФИГ тут ни при чем. Тогда почему же до того, как я не прокрутил его в центрифуге, он ни разу не обнаружил свои необыкновенные свойства?

Ответа на все эти вопросы я не находил

– А как же Бимон? – робко спросил кто-то

– Бимон? – Бур-Сакеев горько усмехнулся – Бимон был поразительно прыгуч от самой матушки-природы. Поди сыщи второго такого! Всю Россию можно прочесать, все среднеазиатские и кавказские республики! Конечно, австралиец Аткинс сыграл роль, сделал Бимону рекламу. Заодно и мне. Что там долго рассуждать? Пузырь я, дутая величина. Хотя бы одна мыслишка была в голове! – Бур-Сакеев постучал костяшкой пальца по лбу. – Университетский курс, и тот начисто забыл. В Мар-дель-Плата на конференции привязались с вопросами – еле выкрутился. Хотел пополнить эрудицию, но когда? Скажите, когда? Одних комитетов – семь… зачеркните… семнадцать, если приплюсовать комиссии. Скачешь по Москве, словно блоха. А заграничные поездки? По-вашему, отказаться, да?

Дальше пошло бессвязное и малопонятное.

– Бельэтаж на даче пристроить мозги свербит… Жена пьет кровь стаканами. С первой… то есть не с первой, а со второй, первая не в счет… было намного проще… Алименты задушили! Вдобавок есть еще женщина из пригорода… как ее… Натали, одним словом. Ее тоже со счетов не сбросишь, если младенцу годик. Уа! Уа! – Бур-Сакеев изобразил руками, как он баюкает «младенца». – Поди напасись на всех модных тряпок! Выедешь за кордон – первым делом в супермаркет мчишься, на дешевую распродажу. Вот такой список вытаскиваешь! А обувь? Покупаешь – руки дрожат. По всему капиталистическому лагерю с размерами путаница, тридцать девятый на тридцать седьмой, голову можно сломать! Что имеем в итоге? Халатом от Кристиан-Диора по морде имеем в итоге!

Тут он запнулся. Обвел всех удивленным взглядом, как бы вопрошая: что это со мной, братцы? И рухнул на сидящего в кресле Самопалова. Через мгновение профессор замер в неудобной позе и громко захрапел, причмокивая во сне губами.