Возвращение Воланда или Новая дьяволиада - [39]

– Мой дед вообще был православный священник.

– А-а-а, ну это хорошо… Ну, как вас там…

– Ксаверий Игоревич, – быстро вставил референт.

– Ну что, Игорич, накормим страну? Народ накормим?

Бур-Сакеев всем своим видом выразил готовность накормить и страну и народ.

– Я сейчас много езжу по различным регионам, – сказал Евграф Сысоич. – И вы знаете, крепнет уверенность…

Раздался одобрительный гул.

К Евграфу Сысоичу самостоятельно, без очкариков, протиснулся старичок-академик.

– Профессор Бур-Сакеев проводит интереснейшие опыты, – прошамкал он.- Огромный резонанс за границей…

– Что вы мне всё – заграница-заграница! – оборвал его Евграф Сысоич.- Думаете, заграница нас накормит? Вот вам! – Он сложил пальцы в кукиш и описал им широкую дугу, чтобы всем было видно, как накормит нас заграница. – Или демократы накормят, мать их?.. Но!..- Кукиш был распущен, взамен поднят указательный палец…- наука должна активно подключаться. А то, понимаешь, мать вашу!..

Многие из присутствующих переглянулись и тоже вскинули вверх указательные пальцы.

– Ладно! Веди! – приказал Бур-Сакееву высокий гость. – Показывай, что натворил, наоткрывал…

Ступая широко расставленными, короткими и негнущимися ногами, Евграф Сысоич вошел в ворота. Вахтер Охромеев вытянулся, лихо козырнул и гаркнул: «Здравия желаю!». За что был удостоен милостивого кивка. Следом за Евграфом Сысоичем вошла наружная блондинистая охрана, а уж за ней «представители министерств и ведомств».

Когда я вошел, в числе последних, Евграф Сысоич уже сидел в кресле под навесом. Свита усаживалась. Кроме блондинистых – те остались стоять позади охраняемой персоны. Фуркасов нашел себе занятие, подносил бутылки с прохладительными напитками и тотчас их открывал. Бур-Сакеев с указкой в руке подошел к развешенным плакатам и испросил позволения начать доклад.

Воспроизводить его я не стану. Речь профессора была пересыпана заковыристыми словечками столь же щедро, сколь хозяйка пересыпает солью шинкованную капусту. Но если вы настаиваете, вот некоторые образчики:

– Апробация новации сенсибилизирует алгоритм иррегуляции… Своевременная коррекция чрезвычайно привлекательна с позиций стабилизации и поляризации… Амбивалентная интрузия чревата интерференцией…

Самое удивительное, Евграф Сысоич, по-видимому, все понял. Во всяком случае, он несколько раз произнес «так-так», «интересно, черт возьми!», что тут же было отражено референтом в блокноте. Напряженные лица Присутствующих также выражали понимание. А ведь речь шла о поистине головоломной теории КОМФИГа!

– Ладненько! – произнес Евграф Сысоич после того, как Бур-Сакеев поблагодарил присутствующих за внимание. Похлопал себя по коленкам и спросил: – У вас всё?

– Что вы! Теперь вас ждет самое интересное! – пообещал Бур-Сакеев. – На ваших глазах будут продемонстрированы сверхпрыгучие кузнечики, первый реальный результат КОМФИГа.

Перейдя на нормальный человеческий язык, профессор достаточно толково и вразумительно стал излагать суть эксперимента. Я находился при контейнере, облаченный в белоснежный халат. Готов был начать в любую минуту. По команде начальства мне предстояло вскрыть контейнер, достать из ячейки первого кузнечика и осторожно перенести в устройство наподобие пружинных весов, названное катапультой. Нажмешь педаль – кузнечик подбрасывается вверх, затем переходит в горизонтальный полет. Самопалову предстоит принимать его в пункте приземления, накрыть сачком… Черт возьми! Куда подевался Самопалов?

Порыскав глазами, я с ужасом увидел, что он по-прежнему дрыхнет в траве неподалеку от предполагаемого пункта приземления. Это хорошо, что он там, там ему и надлежит быть! Но не спящему, а полностью отмобилизованному, готовому накрыть сачком приземлившегося кузнечика. Что же блондинистые его не разбудили? Ведь это же явный прокол! Впрочем, у них другие функции.

Бур-Сакеев заканчивал описание предстоящего эксперимента. Команда начинать могла последовать в любой момент. Я не решался тронуться с места. Единственный, кто мог спасти положение, был Фуркасов. Но он был занят откупориванием бутылок с прохладительными напитками: по случаю жары спрос на них был повышенный. Я стал в открытую его приманивать знаками. Чудо, но мне это удалось. Фуркасов обратил на меня свой взгляд. По моей отчаянной жестикуляции понял, что не всё ладно. Я указал ему на Самопалова. Он схватился за голову. Бросил бутылки, подбежал и в два счета его растолкал. Самопалов поднялся во весь свой богатырский рост. Шумно потянулся… В этот момент Бур-Сакеев провозгласил:

– А теперь перейдем к эксперименту. Его проводит мой сотрудник Каперсов и его помощник Самопалов.

Я поклонился. Вскрыл контейнер, извлек первого кузнечика. Посадил его в чашку катапульты.

– Экземпляр номер одна тысяча двести шестьдесят семь! – громко объявил я.

– Ап! – скомандовал Бур-Сакеев. Совсем как предводитель акробатов в цирке при исполнении головокружительного трюка.

– Я нажал ногой на педаль. Кузнечика подбросило вверх, и он полетел в направлении Самопалова. Едва кузнечик сел на траву, Самопалов проворно накрыл его сачком. В точке приземления воткнул заготовленную вешку. Евграф Сысоич наблюдал за всем этим в полевой бинокль. Самопалов принес мне в сачке кузнечика, и я поместил его в персональную ячейку в контейнере. Дальность полета или прыжка (как угодно) мы с Самопаловым измерили рулеткой.