Возвращение Воланда или Новая дьяволиада - [40]

– Тридцать семь метров пятьдесят один сантиметр! – объявил я первый полученный результат.

– А до обработки КОМФИГом этот же кузнечик прыгнул всего лишь на двадцать один метр ровно, – присовокупил Бур-Сакеев и показал всем заготовленный Фуркасовым протокол. – У нас как в аптеке. Можете не сомневаться.

Раздались одобрительные возгласы. Так повторялось каждый раз при испытании прыгучести очередного кузнечика. Когда было покончено с последним, Бур-Сакеев объяснил, что теперь, в московской лаборатории, насекомые будут подвергнуты подробному и всестороннему исследованию как на клеточном, так и на молекулярном уровне, дабы познать оставшиеся пока непознанными таинства и загадки КОМФИГа.

Евграф Сысоич переглянулся с референтом и обратился к Бур-Сакееву:

– Действительно, впечатляюще. Не знаю, как остальным, но лично мне понравилось… Когда можно ожидать внедрения в сельское хозяйство этого… вашего?.. КОМФИГа, – подсказал референт…»

Комментарий автора. Якушкин сказал, что именно в этом месте Воланд вынужден был прервать чтение. Почему? Об этом в следующей главе.

Глава 10. Непростительная халатность

Карета неожиданно остановилась. Чуть раньше, заглушая цокот лошадиных подков и скрип рессор, донесся снаружи рев возбужденной толпы.

– Стой!.. Стой, кому говорят!

Едва карета успела остановиться, в дверь бесцеремонно постучали.

– Открывай!.. Открывай, мать вашу!

Дверь рвали на себя. В окна полетели камни, но стекла выдержали, не разбились.

Воланд оторвался от рукописи, в недоумении поднял голову. Бегемот, разлегшийся на каминной доске, где также предавался чтению, снял очки и привстал на лапах.

Появился Коровьев. Приоткрыл на одном из окон шторы, глянул и отшатнулся. Лицо его выражало неподдельный страх и ужас.

– Мессир! -закричал он. – Вы вправе подвергнуть нас с Бегемотом самой свирепой экзекуции! И поделом нам!

– Почему меня? – возмутился Бегемот, – Чуть что, первое дело – я!

Странное дело, но Якушкин никакого страха не ощутил. Наоборот, его охватило непонятное веселье.

А карета продолжала сотрясаться от толчков и ударов. От пляшущего пламени свечей по драпировкам метались причудливые тени. Коровьев же, вместо того, чтобы что-то предпринять, пустился в пространные объяснения. По его словам, они с Бегемотом, получив указание от Воланда, как надлежит поступить с Шуртяевым…

«Шуртяев? – уловил фамилию Якушкин. – Да-да, есть такой. Знаменитый драматург. Пьесы на ленинскую тему. Заполонил ими все театры…»

А Коровьев продолжал. В пласте Времени ими с Бегемотом был прорыт туннель. Посредством него драматург был доставлен в обожаемое им революционное прошлое, точнее в Восемнадцатый год. Там (или лучше сказать – тогда) его шлепнули чекисты при попытке к бегству. В точности, как было ему предсказано Воландом.

Далее на Бегемота была возложена совсем нехитрая операция – заделать туннель намертво. Бегемот, очевидно, выполнил ее неудовлетворительно. Проще говоря, на халтурку. В туннеле остались щели, через которые уже в нынешнее время проникла масса народа из 1918 года.

– Кто эти люди и что они хотят? – спросил Воланд.

– Российские санкюлоты, – объяснил Коровьев. – Устремились в будущее с голодухи, а тут тоже особенно нечем подхарчиться. Вот и буйствуют

Бегемот проворчал что-то нелестное по адресу Коровьева. Это ему надо было проверить, не осталось ли щелей, раз он был назначен старшим по операции. Бегемот спрыгнул на пол и удалился, гордо подняв хвост.

– Не волнуйтесь, мы их живо утихомирим, – пообещал Коровьев и тоже исчез.

– Меньше всего я волнуюсь, – с усмешкой произнес Воланд. – Но ответ за недосмотр и халатность шельмецам придется держать.

Через мгновение Коровьев и Бегемот появились снова. Коровьев уже знакомым читателю солдатом с империалистической войны, Бегемот революционным матросом. Для пущей важности он, кроме маузера в деревянной кобуре, привесил к поясу несколько гранат-лимонок. Вместе с ними был и комиссар Кошкин, то есть Азазелло. Якушкин сразу узнал излюбленных персонажей советской драматургии.

Коровьев отомкнул задвижку дверцы, та распахнулась настежь. На подножке висели какие-то люди. Коровьев с криком «Именем революции!» принялся их сгонять, орудуя прикладом своей винтовки. Якушкин отодвинул штору на окне, прильнул к стеклу. Он увидел, как двое в овчинах лезли на козлы с явным намерением добраться до кучера в треуголке (но без лица) и сбросить его оттуда. Кучер нахлестывал нападавших по спинам кнутом, но те упрямо продолжали лезть. Множество рук пытались стащить с запяток негров лакеев. Хватали их за ноги в белых чулках. Негры держались мужественно. Ногами же и отбивались. В целом, как принято теперь говорить, ситуация находилась под контролем.

Подножка была наконец очищена. Кучер и негры-лакеи продолжали держаться. Отведавшие приклада коровьевской трехлинейки новых попыток влезть на подножку не возобновляли. Коровьев смело сошел вниз и подал знак комиссару Кошкину. Тот также спустился к толпе. Один Бегемот благоразумно остался на подножке.

– Почему шум? – спросил Кошкин-Азазелло.

Толпа разом утихомирилась. Кучера и негров лакеев на время оставили в покое. Теперь Якушкин смог разглядеть лица – изможденные, страшно худые, одни искажены гневом, на других печать немого отчаяния. Мужчины, женщины, все в немыслимой рванине. Попадались солдатские шинели, матросские бушлаты…