Возвращение Воланда или Новая дьяволиада - [41]

– Почему шум, граждане? – повторил комиссар Кошкин.

Толпа снова невнятно загудела. Вперед протиснулся неимоверный амбал, косматый, со звероподобным лицом. На нем был неожиданный цилиндр и офицерский френч без погон, надетый на голое тело. Ясное дело, анархист.

– Кого везешь? – крикнул он Кошкину-Азазелло. – Говори: буржуев? Дай нам буржуйского мясца отведать!

Толпа возбудилась. Послышались крики: «Буржуев везут! Бей их! Кроши!..» Комиссар Кошкин выхватил короткоствольный наган и несколько раз выстрелил в воздух.

– Спокойно, граждане! – произнес он в наступившей тишине. – Не верьте анархистам! Никаких буржуев и прочих эксплуататорских классов в карете нет! Данная карета реквизирована по постановлению ревкома у кровопийцы и царского прихвостня, графа Бобринского. Сам граф пущен в расход. А карету мы используем для революционных надобностей, для розыска контры и буржуазного элемента. Это говорю вам я, комиссар Кошкин!

– Верим! Верим! – раздались крики. – Да здравствует комиссар Кошкин!

– А кучер в шляпе зачем? А негры в ливреях на запятках? – не унимался амбал-анархист (возможно, также и террорист). – Ты нам давай не вкручивай!

Его коварный выпад, не моргнув глазом, парировал Коровьев. Кучер, объяснил он, бывший графский кучер. Состоит, как и прежде, при лошадях и карете, но уже на службе в ревкоме. Получает паек. Что касается негров, к ним тоже не может быть никаких претензий. Обыкновенные трудовые негры. Прежде закабаленные графом Бобринским, теперь свободные, как все. Тоже состоят при ревкоме. В поездках по городу выслеживают буржуазный элемент и всякую контру, знакомую им по прежней службе у графа.

– Если вы насчет ливрей и шляп, – закончил Коровьев,- то где же им, граждане, другую взять одежонку? Может, подскажете?

Но амбал-анархист лез напролом.

– Ты нам сказки не рассказывай! – крикнул он. – Ты мандат покажь!

«Комиссар Кошкин» достал из кармана куртки сложенный лист бумаги. Амбал-анархист протянул руку, чтобы взять, но его оттолкнул пожилой сивоусый рабочий в такой же, как и у Кошкина-Азазелло, кожаной фуражке. Он взял бумагу, развернул, надел очки в железной оправе и начал читать.

– Мандат правильный! – объявил он и вернул документ. Амбал-анархист тотчас исчез в толпе.

– Да здравствует наш славный вождь товарищ Троцкий! – бросил в толпу клич Кошкин-Азазелло.

Толпа ответила дружным «ура». Лица у всех сделались радостными,

– Да здравствует великий вождь мирового пролетариата товарищ Ленин! – внес свою лепту в подъем общего энтузиазма Коровьев.

Еще более мощное, многоголосое и несмолкаемое ура прокатилось над толпою. К Коровьеву и к Кошкину- Азазелло тянулись бесчисленные руки. Они едва успевали их пожимать. Бегемот также спустился вниз для обмена рукопожатиями с толпою. У женщин, которые были с малыми детишками, спрашивал, сколько детишкам годиков, как зовут, трепал их за щечки. Наконец все трое вернулись в карету. Дверца захлопнулась, и карета снова тронулась в путь, провожаемая ликующими криками толпы. Скоро все стихло, лишь по-прежнему ритмично постукивали об асфальт подковы да слышался скрип рессор.

– Что же с ними теперь будет? – спросил Якушкин.

– А ничего, – беззаботно отвечал Коровьев. Вся троица успела принять прежнее свое обличье.

– Эх, зря я не шлепнул из маузера эту анархистскую сволочь! – сокрушался кот Бегемот, не успевший остыть от встречи с революционными массами. – Он у меня просто плясал на мушке!

Воровато косясь на Воланда, Коровьев разъяснил, и почему-то одному Якушкину, что туннель, прорытый в пласте Времени с целью транспортировки Шуртяева в прошлое, сугубо индивидуального пользования. Другое дело, когда по нему поперли в противоположном направлении, то есть в будущее. В этом случае туннель способен пропустить за один раз хоть тысячу, хоть десять. Якушкин свидетель, сколько в итоге набралось. Возвращать их теперь по одному в Восемнадцатый год – задача непосильная. Пусть уж проживают люди из Восемнадцатого года в светлом будущем, раз устремились в него в революционном порыве.

– Ну как взыщешь е эдаких пройдох? – произнес с улыбкой Воланд. Вопрос был также адресован Якушкину.

– Мессир! Вы превратного о нас представления. Мы старались изо всех сил. Тут не вина наша, а беда. – Как и пристало революционному солдату, Коровьев не сдавался, держался до последнего.

Прибавится теперь работенки у московской милиции, – с неожиданным лукавством заметил Бегемот.

Он как в воду глядел. Среди прочих напастей, обрушившихся на город, неожиданно Москву наводнили бомжи. И какие-то невиданные прежде. До того бедно и убого одетые, что одним своим видом вызывали сострадание. В последнее время их в городе хватало, но чтобы вот так, вдруг, и в таком колоссальном количестве…

Появлялись они повсюду, но большей частью в центре. Иные ввязывались в острые политические дискуссии, которые чуть ли не круглосуточно ведутся на Пушкинской площади, перед редакцией прогрессивной газеты «Московские новости». Новоявленные агитаторы высказывали откровенно большевистские взгляды. Призывали искоренить буржуазный элемент и вообще всех богатеньких. Призыв находил понимание и поддержку, невзирая на несколько старомодную терминологию. «Буржуазным элементом» определили зажравшихся кооператоров, от которых нет никакого спасения. Но когда проповедники социального равенства начали провозглашать здравицы в честь товарищей Ульянова-Ленина и Троцкого, их чуть не избили.