Возвращение Воланда или Новая дьяволиада - [37]

– Вы в армии служили? – прервал меня Фуркасов.

– Нет.

– Тогда делайте, что вам говорят.

Странная логика: в армии не служил, а все равно делайте…

– Приказ – исполнение, приказ – исполнение! – Фуркасов потрепал меня по плечу, отчего я непроизвольно вытянулся по стойке «смирно» и прищелкнул каблуками. Такое странное он оказывал на меня воздействие.

В заключение Фуркасов распорядился, чтобы я выписал для него на бумажке номера отобранных кузнечиков, составил, другими словами, так называемую индексацию. Номера он внесет в протокол завтрашних испытаний вместе с предварительно зафиксированной дальностью прыжков насекомых, то есть до обработки их КОМФИГом. Фуркасов постоянно занимался составлением подобных протоколов, объясняя, что столь важное и ответственное для развития науки дело никому нельзя передоверить. Контейнер, металлический короб с персональными ячейками для кузнечиков, мне также надлежало как можно скорее доставить Фуркасову. Они с Бур-Сакеевым привезут его в Елыкаево на служебной машине.

Я исполнил все в точности…»

«- Ваш пропуск!

У ворот Елыкаевского полигона стоял институтский вахтер, усач Охромеев. Как видно, специально вывезенный из Москвы. Такого сроду не бывало: днем ворота всегда нараспашку, на ночь их запирали на висячий замок, ключ прятали под камень.

– Очумел, что ли? – Я легонько плечом отодвинул хлипкого старика Охромеева. Словно из-под земли, вырос один из той самой пары блондинистых, что приезжали для инспектирования забора.

– В чем дело? – строго спросил он. Не у меня, а у Охромеева.

– Я ему – ваш пропуск, а он хулиганит, – наябедничал тот…

Блондинистый пристально взглянул на меня, и моя рука полезла в карман за пропуском. Хорошо еще, что таковой при мне оказался. Блондинистый выхватил картонную книжечку, раскрыл и принялся внимательно ее изучать. Поковырял ногтем фотографию. Сверил с моей внешностью. Вновь погрузился в изучение документа. Наконец вернул мне его и с заметной неохотою произнес:

– Проходите.

С десяток удивительно похожих друг на друга блондинистых молодцов уже расположились в разных точках полигона. Среди них прогуливался Бур-Сакеев под ручку с Фуркасовым. Между стойками навеса была натянута проволока, а к ней прикреплены листы ватмана с разноцветными таблицами и графиками: оформление для научного доклада.

– Кто это? – спросил профессор, указывая на меня.

Бур-Сакеев принадлежал теперь всей стране, а возможно, и всему прогрессивному человечеству. Где уж было ему выучить списочный состав собственной лаборатории?

– Это ваш сотрудник Каперсов, – объяснил Фуркасов. И добавил: – Каперсы – это такие ягодки.

– Стало быть, вы фрукт? – пошутил Бур-Сакеев, протягивая мне руку.

– Фрукт! Фрукт! – весело подхватил Фуркасов. – Еще какой!

– Мне ли не знать каперсов? – развил тему Бур-Сакеев. И рассказал, как шеф-повар из ресторана Дома ученых чуть ли не на коленях умолял его привезти из заграницы хотя бы килограмм каперсов. Без них нипочем ему не приготовить фирменного блюда, утки по-сингапурски.

– Мне бы с вами поговорить, – робко попросил я.

– После! После! -замахал руками Фуркасов.- Не приставайте с глупостями!..

С «глупостями» я уже как-то приставал. Не к Бур- Сакееву, тот был малодоступен, а к Фуркасову. Немедленный переход на крупные биологические объекты день ото дня все сильнее тревожил мое воображение.

Однажды мы с Фуркасовым возвращались из Елыкаева в Москву на служебном «Москвиче». Когда выехали с проселка на шоссе и перестало трясти, я, осторожно кашлянув в кулак, сказал:

– А что, Иван Иванович, не замахнуться ли нам на что-нибудь покрупнее?

Фуркасов сидел рядом с шофером, с сзади. Он обернулся и, прищурившись, начал выискивать в моем лице пусть мелкую, но важную деталь. Потом поинтересовался, что я имею в виду?

– Допустим, кроликов.

Фуркасов хмыкнул и спросил, что же в таком случае делать с кузнечиками? Ничего, сказал я, пусть себе летают, скачут.

– Значит, для вас с кузнечиками уже все ясно?

– В общем и целом…

– То-то и оно, что в общем и целом! – Фуркасов поднял вверх указательный палец. – А ясность должна быть полная!

Тогда я привел убедительный, как мне казалось, довод: время уходит, от нас ждут полезных для страны результатов.

– А опыты с кузнечиками, по-вашему, бесполезные? – изловил меня на слове Фуркасов.

Я смешался, принялся оправдываться. Разумеется, опыты с кузнечиками тоже полезные, полезней не бывает, но в то же время… Фуркасов прервал мою оправдательную тираду.

– Вот народ! – сурово заметил он. – Ну как с ними науку двигать? Всё им в Эйнштейны не терпится, в Чарлзы Дарвины, в Кулибины…

К чему он приплел русского механика-самоучку Кулибина, не знаю. На том разговор закончился.

Из-за ворот послышались громкие, возбужденные голоса. И сразу чей-то крик. Блондинистая команда навострилась и бегом туда. Мы с Бур-Сакеевым и Фуркасовым тоже пошли взглянуть, что там такое стряслось, за воротами.

Нашим взорам предстала страшная картина. На земле валялся младший научный сотрудник Самопалов. А блондинистый молодец (тот самый, что проверял у меня пропуск) сидел на нем верхом. Это было не только страшно, но еще и удивительно!