Возвращение Воланда или Новая дьяволиада - [36]

Скептики и маловеры призадумались. Кому охота прослыть душителем прогресса? Неровен час причислят, и будешь ходить оплеванный до скончания дней. Академическое начальство сменило холодность на радушие. На следующих выборах Бур-Сакеев сделался членкором.

Штат лаборатории резко увеличили. Правда, занимались мы по-прежнему одними кузнечиками. Как объяснял Бур-Сакеев, накапливали силы для решительного броска. Кузнечиков отлавливали везде, где только можно; каждому сотруднику была спущена норма месячного отлова и выдан персональный сачок.

Важные перемены произошли и в Елыкаеве. На лугу, оттяпанном у колхоза «Вперед», был оборудован испытательный полигон для измерений прыгучести кузнечиков. Сгоряча затеяли возводить и исследовательский корпус, но дальше фундамента дело не сдвинулось.

Теперь Бур-Сакеев стал частенько ездить за границу: на научные конгрессы, симпозиумы и конференции. Ну и в порядке обмена представительными делегациями ученых с дружественными и не вполне дружественными странами. Сверх того, вошел он и в состав множества комитетов и комиссий – от ведающих контактами со внеземными цивилизациями до занимающихся проблемой несовершеннолетних рожениц. Понятное дело, в лаборатории появлялся он крайне редко. Текущей работой руководил его зам и правая рука Иван Иванович Фуркасов.»

«Примерно за две недели до исторического события в Елыкаево нагрянули стройбатовцы, числом взвод. Привезли с собой дорожную технику, принялись выравнивать ухабистый проселок длиною километра в полтора от шоссе до ворот испытательного полигона и тут же его асфальтировать. Развернувшееся благоустройство я отнес за счет возросшего авторитета Бур-Сакеева, его нынешней общественной значимости. И Фуркасов подтвердил: да, именно так.

А ведь лукавил Иван Иванович! Ох, лукавил!

Приезжала также черная «Волга», привозила двух блондинистых молодцов, одетых, несмотря на тридцатиградусную жару, в темные костюмы, и при галстуках. В сопровождении Фуркасова они обошли полигон. Особое внимание было уделено железобетонному забору. Обнаружили приличную щель. Мы регулярно ею пользовались, чтобы срезать дорогу до шоссе, до остановки рейсового автобуса. Затребовали стройбатовского лейтенанта. Щель повелели ему заделать, что было исполнено без промедления. Приехавшие в черной «Волге» о чем-то пошептались с Фуркасовым и отбыли. На мой вопрос, кто это, Фуркасов невнятно промычал и неопределенно повертел в воздухе ладошкой.

В последующие дни приезжали новые гости, также одетые по протоколу. Повторно проверялась надежность и прочность забора. Невольно возникало подозрение, уж не собирается ли напасть на наш полигон банда экстремистов неясной политической ориентации?

Наконец прикатил крытый грузовик. Прибывшие с ним грузчики выгрузили разборный навес из желтого стеклопластика и два десятка кресел. Навес был собран внутри полигона, на месте, указанном Фуркасовым Под навесом выставили кресла. Это уже плохо вязалось с гипотезой о нападении экстремистов. Накануне по лаборатории- дело было уже не в Елыкаеве, а в столице, – пополз слушок о том, что сегодня вечером с конгресса в Мар-дель-Плата возвращается Бур-Сакеев. Под конец рабочего дня меня вызвал к себе Фуркасов…»

«Иван Иванович Фуркасов был, что называется, армейская косточка, майор-отставник. Каким образом очутился он у нас в лаборатории, ей-Богу, не знаю.

Недоброжелатели отмечали полную его некомпетентность в биологии, а также и в других научных дисциплинах; сторонники и присные – необыкновенные организаторские способности. Его почти всегда можно было застать за составлением какого-нибудь «графика выхода…» – на овощную базу, в народную дружину…

Коньком его была трудовая дисциплина. Он зорко следил за опозданиями на работу. Нарушителей заставлял писать объяснительные. Впрочем, ходу он им не давал, копил, видно, про запас. Отпроситься у него в библиотеку или еще куда было сущим наказанием. Обязательно начнет допытываться, с чего это вдруг, нельзя ли отложить на другой день? Отказы следовали редко, но согласитесь, приятного мало. То ли дело Бур-Сакеев: не успеешь рта раскрыть – ступай, голубь, куда того душа твоя пожелает.

К своему знаменитому шефу Фуркасов относился с благоговением. Был ему предан, как сторожевой пес…»

«Итак, меня вызвал к себе Фур касов. «К себе» – понимай в кабинет Бур-Сакеева. Он его каждый раз оккупировал, когда шеф бывал в отлучке.

– Завтра в Елыкаеве ожидается высокий гость, – объявил мне Фуркасов и сделал ударение на слове «высокий». – Будем демонстрировать ему обработанных КОМФИГом кузнечиков. На вас возлагается почетная обязанность, испытания на прыгучесть будете проводить вы. В помощь выделяется Самопалов. У меня все.

Я поблагодарил за оказанное доверие и хотел уйти. Но «всё» оказалось далеко не всё.

– Попрошу не опаздывать, – продолжил Фуркасов, – это во-первых. Во-вторых… – тут он отвернулся и уставился в окно, – отберите из наших запасов десятка полтора кузнечиков попрыгучее. И на это я выразил полную готовность. Пустяковое дело, отберу самых матерых. Мелкие дохляки слабенько скачут, никакой им КОМФИГ не помогает. Еще Фуркасов повелел мне сходить к нашей хозлаборантке Лукиничне и взять у нее новый белый халат. Я попробовал возражать: на улице жара, испытания впору проводить не в халате, а в плавках…