Возвращение - [25]

Но так же быстро изменился и Вайль: прежде он держался незаметно, и у нас никто его не понимал, а теперь он сразу выдвинулся и с каждым днем держит себя решительней.
No one ever thought he could talk like this.	Никто и не предполагал, что он умеет так говорить.
And the more agitated Heel becomes, the calmer is Max.	Чем больше нервничает Хеель, тем спокойнее Макс.
Quietly and firmly he says:	Тихо, но твердо он произносит:
"The misery of millions is too big a price to pay for the heroics of a few." Heel shrugs his shoulders.	- За героизм немногих страдания миллионов -слишком дорогая цена.
"Price-purpose-pay-those are your words.	-Слишком дорого... цена... целесообразность... Вот ваши слова.
We shall see how far they will bring you!"	Посмотрим, чего вы добьетесь с ними.
Weil glances at the private's uniform that Heel is still wearing.	Вайль оглядывает солдатскую куртку, которую все еще не снял Хеель:
"And how far have yours brought you?"	- А чего вы добились вашими словами?
Heel turns crimson.	Хеель краснеет.

"To a memory," he says harshly. "To a remembrance of things which at any rate are not to be had for money."	- Воспоминаний, - бросает он резко. - Хотя бы воспоминаний о таких вещах, которые за деньги не купишь.
Weil is silent a moment.	Вайль умолкает.
"To a memory," he repeats, then turns and looks out over the empty square, and along our scanty ranks-"Yes,-and to a terrible responsibility."	- Да! Воспоминаний! - говорит он, окидывая взглядом пустынный двор и наши поредевшие ряды. - И страшной ответственности.
As for us, we do not make much of all this.	Мы мало что поняли из всего этого разговора.
We are freezing, and we consider it unnecessary to talk.	Нам холодно, и разговоры, по-нашему, ни к чему.
Talking will not make the world any different.	Ими ведь мира не переделаешь.
The ranks break.	Ряды распадаются.
The farewells begin.	Начинается прощание.
M?ller, the mannext to me, settles the pack on his shoulders, clamps hisbundle of rations under his arm; then he stretches his handto me:	Сосед мой Мюллер поправляет ранец на плечах, зажимает под мышкой узелок с продовольствием и протягивает мне руку:
"Well, good luck, Ernst-"	- Ну, прощай, Эрнст!
"Good luck, Felix " He passes on to Willy, to Albert, to Kosole.	- Прощай, Феликс. Он прощается с Вилли, Альбертом, Козоле...
Now comes Gerhard Pohl, the company singer who on the march used to sing all the top tenor notes, pursuing the melody as occasion offered, up into the clouds. The remainder of the time he would rest on his oars, so as to be able to put his full weight into the two-part passages.	Подходит Герхардт Поль, наш ротный запевала. Во время походов он всегда пел верхнего тенора: бывало, выждет, когда песня распадется на два голоса, и, набравшись как следует сил, во всю мочь запевает на верхних нотах.
His tanned face with the wart has a troubled look: he has just parted from Karl Br?ger with whom he has played so many games of skat.	Его смуглое лицо с большой бородавкой растроганно: он только что простился с Карлом Брегером, своим неизменным партнером в скат.
That has been hard for him.	Прощание оказалось нелегким.
"Good-bye, Ernst-"	- Прощай, Эрнст!
"Good-bye, Gerhard."	- Прощай, Герхардт!
He is gone.	Он уходит.
Weddekamp gives me his hand.	Ведекамп протягивает мне руку.
He used to make the crosses for the fellows who were killed.	Он у нас мастерил кресты для братских могил.
"It's a pity, Ernst," says he,	- Ну, Эрнст, до свидания.
"I suppose I'll never be able to fit you up now.	Так-таки не привелось сработать для тебя креста.
And you might have had a mahogany one, too!	А жаль: ладный был бы крестик - из красного дерева.
I was saving a lovely bit of piano-lid for you."	Я даже припас для этой цели великолепную крышку от рояля.

"Given time all things must happen," I reply, grinning. "I'll drop you a line when it comes to that."	- Может, еще пригодится, - отвечаю я. - Когда дело до что-то дойдет, пошлю тебе открытку.
He laughs.	Он смеется:
"That's right, keep smiling, lad; the war's not over yet."	- Держи ухо востро, паренек. Война еще не кончена.
Then with drooping shoulders he trots away.	Кривоплечий Ведекамп быстро семенит прочь.
The first group has already vanished through the barracks gate, Scheffler, Fassbender, young Lucke, and August Beckman among them.	Первая группа исчезает за воротами казармы. Ушли Шефлер, Фасбендер, маленький Луке и Август Бекман.
Others follow.	За ними уходят другие.
We begin to be troubled.	Нам становится не по себе.
It is difficult at first to get used to the idea of so many fellows going away for good.	Трудно привыкнуть к мысли, что они ушли навсегда.
Heretofore it was only death, or wounds, or temporary transfers that depleted the company.	До сих пор существовало только три возможности покинуть роту: смерть, ранение и откомандирование.
Now peace must be reckoned with.	Теперь к ним присоединилась еще одна - мир. Как странно все.
We are so accustomed to shell-holes and trenches that we are suddenly suspicious of this still, green landscape; as though its stillness were but a pretence to lure us into some secretly undermined region.