Возвращение - [22]

Ночь как гроза, заряженная прорвавшейся жизнью; дико и горячо зажигается жизнь о жизнь.
Someone groans in the garden.	Кто-то стонет в саду.
An answering giggle.	В ответ раздается смешок.
Shadows clamber down from the hay loft.	С сеновала спускаются две тени.
Two are standing on a ladder.	На лестнице стоят двое.
The man buries his head like a madman among the girl's skirts and stammers something.	Мужчина, точно взбесившись, зарывается лицом в юбки девушки и что-то лепечет.
She laughs in a coarse, loud voice that scrapes over our nerves like a brush.	Она хрипло смеется, и смех ее словно щеткой царапает по нервам.
Shudders purl down my back-How near they come together, yesterday and today, death and life!	Мурашки пробегают у меня по спине. Как это близко одно и другое: вчера и сегодня, смерть и жизнь.
Tjaden comes up from the dark garden.	Из темноты сада показывается Тьяден.
He is suffused in sweat and his face is glowing:	Он обливается потом, но лицо его сияет.
"Boy!" says he, buttoning up his tunic. "Now a man knows again what it is to be alive."	- До чего ж хорошо, ребятки, - говорит он, застегивая куртку. - Чувствуешь, по крайней мере, что жив.
We take a turn round the house and discover Willy Homeyer.	Мы огибаем дом и натыкаемся на Вилли Хомайера.
He has lit a great fire of weeds in a field and thrown on a few handfuls of scrounged potatoes.	Он развел на капустных грядах большой костер и бросил и него несколько полновесных пригоршней картофеля, свои трофей.
Now there he sits alone before it peacefully dreaming, waiting till the potatoes are baked.	Мирно и мечтательно сидит он в одиночестве перед огнем и дожидается, пока испечется картошка.
Near-by are laid out a few tins of American cutlets, and the dog is squatting watchfully beside him.	Возле него несколько раскупоренных коробок американских мясных консервов. Собака лежит рядом и внимательно следит за ним.

The flickering of the fire throws copper gleams through his red hair.	Языки пламени бросают медный отсвет на рыжие волосы Вилли.
Mists are gathering from the meadows.	Снизу, с лугов, поднимается туман.
The stars twinkle.	Мерцают звезды.
We sit down beside him and fish our potatoes from the fire.	Мы подсаживаемся к нему и достаем из огня картофелины.
The skins are burned black, but the inside is golden yellow and fragrant.	Шелуха обгорела дочерна, зато золотистая мякоть рассыпчата и ароматна.
We grasp the cutlets in both hands and saw away at them as if they were mouth organs.	Мы хватаем мясо обеими руками и едим его, с увлечением мотая головой из стороны в сторону, словно играем на губной гармонике.
And we wash them down with schnapps out of our aluminum cups.	Отвинчиваем от фляжек алюминиевые стаканчики и наливаем водку.
Potatoes! how good they taste!-But where are we exactly? Has the earth returned on her tracks?	Как вкусна картошка! Правда ли, что земля вертится? Где мы?
Are we children again sitting in the field near Torloxten? Haven't we been digging potatoes all day in the strong smelling earth, and behind us with baskets red-cheeked girls in faded blue dresses?	Может, мы снова сидим мальчишками на поле и целый день выбираем из крепко пахнущей земли картофель, чувствуя за своими спинами краснощеких девушек в выцветших голубых платьях и с корзинами в руках?
And now the potato-fire!	О вы, костры нашей юности!
White mists trailing over the field, the fire crackling and the rest all still. The potatoes, they were the last fruit. Now all is gathered in-now only the earth, the clean air, the loved, bitter, white smoke, the end of the harvest.	Белые клубы дыма тянулись над полем, потрескивало пламя, а кругом - тишина... Картофель поспевал последним, к тому времени уже все бывало убрано, земля лежала, раскинувшись во всю ширь. Ясный воздух, горький, белый, любимый дым, последняя осень.
Bitter smoke, bitter smell of the harvest, potato-fire of our childhood- Wraiths of mist drift up, draw together and withdraw- faces of comrades-we are marching, the war is ended-all is melting, dissolving away-potato-fires have come to their own again, and the harvest and life.	Горький дым, горький аромат осени, костры нашей юности. Клубы дыма плывут, плывут и уплывают... Лица товарищей, мы в пути, война кончилась, так странно растаяло все, и вот - снова костры, и печеный в золе картофель, осень, и жизнь...
"Ah, Willy! Willy, my boy!"	- Эх, Вилли, Вилли...
"This is the stuff, eh?" says he, looking up, his hands full of meat and potatoes.	- Что, здорово придумал? - спрашивает он, поднимая глаза. В обеих руках у него полно мяса и картошки.
Ach, fathead, I was meaning something far different.	Ах ты, голова баранья, ведь я совсем не о том...
The fire has burned out.	Костер догорел.
Willy wipes his hands on his breeches and shuts his knife with a snap.	Вилли обтирает руки о штаны и складывает ножик.
A few dogs are barking in the village-otherwise all is quiet-No more shells. No clatter of munition columns. No more the wary scrunching of ambulance cars.	В деревне тихо, только лают собаки. Не слышно ни взрыва снарядов, ни дребезжания артиллерийских повозок, ни даже осторожного поскрипывания санитарных машин.