Возвращение - [20]

The child begins to cry now that he is pulling no more faces.	Он больше не строит гримас, и девочка начинает плакать.
Adolf tries to pacify her, but she only cries the more loudly and he has to put her down.	Адольф пытается ее успокоить, но она плачет сильней и сильней, и он спускает ее на землю.
"We seem to have turned into first-rate bogeymen," growls Kosole.	- Мы стали, верно, настоящими пугалами, -ворчит Козоле.
"Who wouldn't be scared of such a prize front-line phiz," Willy explains to him, "it must just give them the creeps."	- Ну еще бы. От окопного рыла хоть кого жуть возьмет, - говорит Вилли.
"We smell of blood, that's what it is," says Ludwig Breyer wearily.	-От нас пахнет кровью... В этом все дело,-говорит Людвиг Брайер.
"Well, we must have a jolly good bath," replies Jupp, "and perhaps that will make the girls a bit keener too."	- Вот помоемся, - мечтает Юпп, - тогда, наверное, и девчонки будут поласковей.
"Yes, if bathing were all there is to it," answers Ludwig pensively.	- Ах, если бы достаточно было только помыться, -задумчиво откликается Людвиг.
Listlessly we trudge onward.	Раздосадованные, движемся мы дальше.
We had pictured our entry into our own country after the long years out there rather differently from this.	После стольких лет войны мы не так представляли себе возвращение на родину.
We imagined that people would be waiting for us, expecting us; now we see that already everyone is taken up with his own affairs.	Думали, нас будут ждать, а теперь видим: здесь каждый по-прежнему занят собой.
Life has moved on, is still moving on; it is leaving us behind, almost as if we were superfluous already.	Жизнь ушла вперед и идет своим чередом, как будто мы теперь уже лишние.
The village, of course, is not Germany; all the same the disappointment sticks in our gizzard, and a shadow passes over us and a queer foreboding.	Деревня эта, конечно, еще не вся Германия, но досада подступает к самому горлу, и тень набегает, и в душу закрадывается странное предчувствие.
Carts rattle past, drivers shout, men look up as they pass, then fall again to their own thoughts and cares.	Телеги громыхают мимо, возницы покрикивают, люди бегло взглядывают на нас и спешат дальше, занятые своими мыслями и заботами.
The hour is pealing from the church tower; the damp wind sniffs us as it goes by.	Бьют часы на колокольне, и сырой ветер дышит нам в лицо.
Only an old woman with long bonnet strings is running indefatigably along the column, and in a tremulous voice is asking for a certain Erhard Schmidt.	И только какая-то старушка в чепце с длинными лентами обегает без конца наши ряды и робко расспрашивает всех о некоем Эрхарде Шмидте.
We are billeted in a large outhouse.	Под постой нам отводят огромный сарай.
Though we have marched a long way no one wants to rest.	Но хоть мы и отмахали десятки километров, спать никому не хочется.
We go off to the inn.	Мы отправляемся в трактиры.
Here is life in plenty, and a turbid wine of this year's vintage. It tastes wonderful, and works powerfully in the legs, so we are the more content to sit.	Там - большое оживление. Есть мутное вино, уже этого года, замечательно вкусное. Оно здорово бросается в ноги. Тем приятней сидеть здесь.

Clouds of tobacco smoke drift through the low room; the wine smells of the earth and of summer; we fetch out our tins of preserved meat, carve off great slices and lay them on thick slabs of buttered bread, stick our knives upright beside us in the big wooden table and eat.	Облака табачного дыма плывут под низким потолком, вино пахнет землей и летним солнцем. Мы достаем наши консервы, мясо накладываем на толстые ломти хлеба, втыкаем ножи подле себя в широкие дощатые столы и принимаемся есть.
The oil lamp beams down upon us all like a mother.	Керосиновая лампа, как мать, обогревает нас своим светом.
Night makes the world beautiful.	Вечером мир всегда прекрасней.
Not in front-line trenches, of course, but in peace.	Не в окопах, правда, а в мирной жизни.
This afternoon we marched in here dejected; now we begin to revive.	Сегодня днем мы входили в эту деревню разозленные, теперь мы оживаем.
The little band playing in the corner soon gets reinforcement from our fellows.	Маленький оркестр в углу быстро пополняется нашими ребятами.
We can supply not merely pianists and virtuosos with the mouth-organ-there is even a Bavarian with a zither.	Среди нас есть не только пианисты и виртуозы игры на губной гармонике, но даже один настоящий музыкант, баварец, играющий на басовой гитаре.
Willy Homeyer will not be out, of it. He has rigged himself up a sort of devil's fiddle and with the aid of a couple of enormous pot-lids is treating us to the combined glory and clash of cymbals, kettle-drums and rattles.	К ним присоединяется Вилли Хомайер, соорудивший себе какую-то дьявольскую скрипку. Кроме того, он вооружился крышками от бельевых баков и блестяще заменяет ими литавры, тарелки и треугольники.
But the unusual thing, that goes to our heads even more than the wine, is the girls.	Но самое непривычное, что бросается в голову сильнее вина, - это девушки.