Возвращение - [17]

Уходит гнет, крепко державший нас в своих тисках; взлетает неведомое, новое, чайка, белая чайка, мир, трепетный горизонт, трепетное ожидание, первый взгляд, предчувствие, надежда, набухающее, грядущее: мир!
Sudden panic, and I look round-there behind me on the stretchers my comrades are now lying and still they call.	Я вздрагиваю и оглядываюсь; там, позади, на носилках, лежат мои товарищи и все еще взывают к нам.
It is peace, yet they must die.	Настал мир, а они все равно должны умереть.
But I, I am trembling with joy and am not ashamed.	Но я дрожу от радости и не стыжусь этого.
And that is odd.	Странно, странно...
Because none can ever wholly feel what another suffers -is that the reason why wars perpetually recur?	Быть может, только потому вновь и вновь возникают войны, что один никогда не может до конца почувствовать, как страдает другой.
2.	2
In the afternoon we are sitting around in a brewery yard.	Вечером мы сидим в саду какой-то пивной.
From the office of the factory comes our company commander, Lieutenant Heel, and calls us together.	Командир нашей роты, обер-лейтенант Хеель, выходит из фабричной конторы и собирает нас.

An order has come through that representatives are to be elected from the ranks.	Есть приказ об избрании уполномоченных от солдат.
We are astounded.	Мы поражены.
No one has ever heard of such a thing before.	Никогда ничего подобного не бывало.
Then Max Weil appears in the courtyard, waving a newspaper and shouting:	В саду появляется Макс Вайль. Он размахивает газетой и кричит:
"There's revolution in Berlin!"	- В Берлине революция!
Heel swings around.	Хеель оборачивается.
"Rubbish!" he says sharply. "There are disturbances in Berlin."	- Вздор, - говорит он резко. - В Берлине попросту беспорядки.
But Weil has not done yet.	Но Вайль, оказывается, не договорил:
"The Kaiser's fled to Holland!"	- Кайзер бежал в Голландию.
That wakes us up.	Мы смотрим на него во все глаза.
Weil must be mad surely.	Вайль несомненно спятил.
Heel turns fiery red. "Damned liar!" he roars.	Хеель багровеет и кричит: - Врешь, негодяй!
Weil hands him the paper.	Вайль протягивает газету.
Heel screws it up and glares furiously at Weil.	Хеель комкает ее и с бешенством смотрит на Вайля.
He cannot bear Weil, for Weil is a Jew, a quiet fellow, who is always sitting about, reading. But Heel is a fire-eater.	Он ненавидит его, потому что Вайль еврей и потому что он уравновешенный человек, который вечно сидит где-нибудь, склонившись над книгой, Хеель же - лихой рубака.
"All talk," he growls and looks at Weil as if he would choke him.	- Вздор, вздор, вздор! - шипит он, уставившись на Вайля так, словно хочет проглотить его.
Max unbuttons his tunic and produces yet another Special Edition.	Макс расстегивает куртку и вытаскивает из нагрудного кармана вторую газетку - экстренный выпуск.
Heel glances at it, tears it to bits and goes back into his billet.	Хеель взглядывает на нее, вырывает из рук Вайля, рвет на мелкие кусочки и уходит в дом.
Weil gathers up the shreds of his newspaper, pieces them together and reads us the news.	Вайль подбирает обрывки, составляет их и читает нам последние новости.
And we just sit there like a row of sotted hens.	Мы сидим как ошалелые.
This is clean beyond our comprehension.	Никто ничего не понимает.
"It says, he wanted to avoid a civil war," says Weil.	- Он будто бы хотел избежать гражданской войны, - говорит Вайль.
"What rot!" snaps Kosole. "Supposing we had said that a while back, eh?	- Ерунда! - восклицает Козоле. - Посмели бы мы раньше даже произнести такое.
Well I'll be damned!	Эх, черт!
So that's what we've been holding out here for?"	За кого только кровь проливали?!
"Jupp," says Bethke, shaking his head, "just give me a dig in the ribs, will you, and see if I'm still here."	- Юпп, ущипни меня; может, мне все это снится, -покачивая головой, говорит Бетке.

Jupp establishes the fact.	Юпп констатирует, что Бетке бодрствует.
"Then it must be so, no doubt," continues Bethke.	- Значит, - продолжает Бетке, - это правда.
"All the same I don't quite catch on to the idea.	И все-таки я ничего не понимаю.
Why, if one of us had done that, they would have stood him up against the wall!"	Сделал бы кто-нибудь из нас такое, его сразу поставили бы к стенке.
"Best not to think of Wessling and Schr?der now," mutters Kosole, clenching his fists, "else I'll run amok.	- О Веслинге и Шредере лучше и не думать, -говорит Козоле, сжимая кулаки, - не то прямо лопнешь с досады.
Poor little Schr?der, a mere kid, and there he lay all bashed to a jelly-and the man he died for just cuts and runs!-Dirty scum!" Suddenly he sends his heels crashing against a beer cask.	Вспомнить этого Шредера - птенец желторотый, детеныш - и расплющен в лепешку. А тот, за кого он умирал, улепетывает! Блевотина треклятая! -Он ударяет каблуком по пивной бочке.
Willy Homeyer makes a gesture of dismissal.	Вилли Хомайер пренебрежительно машет рукой.
"Let's talk about something else," he then suggests. "For my part I've done with the fellow, absolutely."	- Поговорим-ка лучше о чем-нибудь другом, -предлагает он. - Этот человек для меня больше не существует.