Возвращение - [10]

Next morning we are in the front trenches for the last time.	На следующее утро мы в последний раз лежим на передовой.

Hardly a shot is fired.	Стрельбы почти не слышно.
The war is ended.	Война кончилась.
In an hour we must pull out.	Через час нам сниматься.
We need never come back here again!	Сюда нам никогда больше не придется вернуться.
When we go we go for ever.	Если мы уйдем, мы уйдем навсегда.
What there is to be destroyed we destroy.	Мы разрушаем все, что еще можно разрушить.
It is little enough-only a couple of dugouts.	Жалкие остатки. Несколько окопов.
Then comes the order to retreat.	Затем приходит приказ об отходе.
It is a strange moment.	Странный миг.
We stand side by side and look toward the Front.	Мы стоим друг подле друга и смотрим вдаль.
Light trailers of mist lie over the ground.	Легкие клубы тумана стелются по земле.
The lines of shell-holes and trenches are clearly visible.	Ясно видны линии воронок и окопов.
They are, indeed, only the last line-they belong really to the reserve position-still they are well within range of the guns.	Правда, это только последние линии, запасные позиции, но все же и это - зона огня.
How often we have gone in through those saps! How often and how few we have come back through them!	Как часто шли мы вот этим подземным ходом на передовые, и как часто лишь немногие возвращались обратно.
Grey stretches the monotonous landscape before us-in the distance what is left of a copse, a few stumps, the ruins of a village, in the midst of it one solitary high wall that has withstood it all.	Перед нами серый, унылый пейзаж, вдали остатки рощицы, несколько пней, развалины деревни, среди них каким-то образом уцелевшая каменная стена.
"Yes," says Bethke meditatively, "it's four years, fouryears we've been sitting there-"	- Да, - задумчиво говорит Бетке, - четыре года просидели здесь...
"Yes, damn it all," nods Kosole. "And now it just fizzles out!"	- Да, да, черт возьми! - подхватывает Козоле. - И вот так просто все кончено.
"Well-well--" Willy leans back against the parapet. "Funny, eh?"	- Эх, ребята! - Вилли Хомайер прислонился к насыпи. - Странно все это, а?
We stand and gaze.	Мы не в силах отвести глаза.
The farmhouse, the remnants of the wood, the heights, the trenches on the skyline yonder-it had been a terrible world, and life a burden.	Ферма, остатки леса, холмы, эти линии там, на горизонте, - все это было страшным миром и мучительной жизнью.
Now it is over, and will stay behind here; when we set out, it will drop behind us, step by step, and in an hour be gone as if it had never been.	А теперь, как только мы повернемся и пойдем, они попросту останутся позади и с каждым нашим шагом будут все больше и больше погружаться в небытие и через час сгинут, словно никогда и не были.
Who can realise it?	Кто поймет это?
There we stand, and should laugh and shout for joy-and yet we have now a sick feeling in the pit of our stomachs, as one who swallows a throat-swab and would vomit.	Вот мы стоим здесь; нам бы смеяться и реветь от радости, а у нас какое-то нудное ощущение в животе: точно веника наелся, и вот-вот вырвет.

None knows what to say.	Слова наши бессвязны.
Ludwig Breyer leans wearily against the side of the trench and raises his hand, as if there were some man yonder to whom he would wave.	Людвиг Брайер устало прислонился к краю окопа и поднимает руку, будто перед ним человек, которому он хочет помахать на прощание.
Heel appears.	Появляется Хеель:
"Can't bear to leave it, eh?-Well, now for the dregs."	- Расстаться не можете, а? Да, теперь-то начинается самая мерзость.
Ledderhose looks at him in astonishment.	Леддерхозе удивленно смотрит на него:
"Now for peace, you mean."	- Почему мерзость, когда мир?
"Yes, that's it, the dregs," says Heel, and goes off, looking as if his mother had just died.	- Вот именно, это и есть мерзость, - говорит Хеель и идет дальше; у него такое лицо, словно он только что похоронил мать.
"He hasn't got his 'Pour le m?trite,' that's what's biting him," explains Ledderhose.	-Ему "Pour le merite"[1] не хватает", - говорит Леддерхозе.
"Ach, shut your mug!" says Albert.	- Да заткнись ты, - обрывает его Альберт Троске.
"Well, let's go," urges Bethke, but still stands on.	- Ну, пошли! - говорит Бетке, но сам не трогается с места.
"A lot of us lying there," says Ludwig.	- Кой-кого оставили здесь, - говорит Людвиг.
"Yes-Brandt, M?ller, Kat, Haie, Ba?mer, Bertinck-"	- Да, немало народу... Брандт, Мюллер, Кат, Хайе, Боймер, Бертинк...
"Sandkuhl, Meinders, the two Terbr?ggen, Hugo, Bernhard-"	- Зандкуль, Майндерс, оба Тербрюгена - Гуго и Бернгард...
"For Christ's sake, stop, man "	- Будет вам...
They are many indeed that lie there, though until now we have not thought of it so.	Много наших лежит здесь, но до сих пор мы этого так не чувствовали.
Hitherto we have just all remained there together, they in the graves, we in the trenches, divided only by a few handfuls of earth.	Ведь мы были вместе: они в засыпанных, мы в открытых ямах, разделенные лишь несколькими горстями земли.
They were but a little before us; daily we became less and they more, and often we have not known whether we already belonged to them or not.