Возвращение лорда Гленрейвена - [33]

– О Боже, – пробормотала Клавдия.

– Отец часто по вечерам играл в карты с Кастерсом и Давентри и ему почему-то не казалось странным, что очень часто он им проигрывал. Примерно в это время начались проблемы в конюшне. Таинственные заболевания и несчастные случаи привели к гибели нашего лучшего жеребца и нескольких кобыл. И через некоторое время отец оказался в затруднительном финансовом положении.

Клавдия сжалась в кресле, но слушала его со всевозрастающим вниманием.

– Он не мог остановиться, и карточные игры с Кастерсом продолжались. К тому же он начал пить. – Джем встал, подошел к окну и устремил свой взгляд в ночь. – Короче говоря, вскоре настал момент, когда отец больше не мог платить Кастерсу. Тот, будучи славным малым, не обращал на это внимания, и долги накапливались, пока как-то ночью Кастерс не обратился к отцу с интересным предложением.

Хотя это звучит невероятно, но он убедил отца считать Рейвенкрофт гарантией за долги. Как это ни странно, Рейвенкрофт никогда не был родовым поместьем. Изначально он был лишь малой долей всех владений Гленрейвенов, которые жили в Шотландии. Боясь постоянных неурядиц, которые делали их существование там очень опасным, они около двух веков назад переехали в Рейвенкрофт. Но почему-то они так и не закрепили за Рейвенкрофтом статус родового поместья, поэтому отец мог им свободно распоряжаться. Кастерс убедил его, что все образуется и что он никогда не потребует от него уплаты долга.

Джем повернулся к Клавдии, его лицо при свете свечи выражало отчаяние.

– И мой бедный слабый отец поверил ему. Конечно, он был пьян и той же ночью подписал бумаги, где было сказано, что он продаст Рейвенкрофт за один фунт, если не уплатит долги к определенной дате.

– О Боже! – выпалила Клавдия. – А что же ваша мать?

– Ни матери, ни кому другому он не говорил об этом. После этого дела пошли еще хуже. Отец так и не опомнился, продолжая пить все больше, а долги росли. Пришел день расплаты.

Голос Джема превратился к этому моменту в лающий рык, но Клавдия без труда понимала каждое слово.

– Вскоре после этого отец пошел гулять поздно ночью и упал в заброшенный колодец недалеко от дома. На следующее утро его нашли со сломанной шеей.

Клавдия непроизвольно протянула к нему руку, но он продолжал, не замечая ее:

– Конечно, он был пьян, и следователь без сомнения определил несчастный случай как причину смерти. Через неделю Кастерс пришел к моей матери и показал ей документ на владение Рейвенкрофтом, подписанный моим отцом на его имя.

Побледневшая Клавдия застонала.

– Но… – начала она, но Джем прервал ее коротким жестом.

– Моя мать отказалась верить в подлинность документов, но они были в порядке: заверены нотариусом, и все остальное. Кастерс въехал в Рейвенкрофт почти сразу же, но громогласно объявил, что он оставит в поместье и мать, и нас. Конечно! Он не чудовище, в конце концов. Он готов был жениться на матери и усыновить ее детей.

Мать, которая давно раскусила его, отказалась от его предложения, и мы тайком, ночью, уехали к сестре матери и ее мужу в Степни. Мой дядя был преуспевающим купцом, и некоторое время мы жили в относительном комфорте. Я даже полюбил их. Но потом для него настали тяжелые времена, и моя тетка объявила, что они больше не могут содержать нашу семью. Мы переехали в маленькую квартирку в гнусном районе Лондона, а мать начала работать белошвейкой. Мне в то время было четырнадцать, а моим сестрам – двенадцать и девять.

Я начал получать образование, поскольку быстро понял, что жизнь в Лондоне… – здесь стон снова сорвался с ее губ, но Джем опять продолжал как ни в чем не бывало: – сильно отличалась от всего того, что я пережил в Глостершире и даже Степни. Я взял себе такой псевдоним, потому что мы переехали туда в январе. – Он мрачно усмехнулся. – Неплохо, правда?

Клавдия вздрогнула, но он опять продолжил, не обращая на нее внимания:

– К счастью, я был прилежным учеником и очень скоро начал приносить домой деньги. На вопросы моей матери, откуда я их брал, я давал невинные ответы или просто врал, потому что ей не следовало знать, что наследник лорда Гленрейвена превратился в обычного карманника.

Клавдия уже открыто рыдала, но Джем все продолжал свой рассказ, игнорируя ее:

– Через два года после нашего переезда в Лондон у матери началась лихорадка, и она умерла. Через несколько дней умерла и моя младшая сестра. Я делал все, заботясь о Бет, моей старшей сестре, единственной, кто остался в живых из моей семьи. – Голос Джема надломился, и Клавдия испугалась, что он сорвется, но он продолжал: – Некоторое время мне удавалось защитить ее от ужасного мира, окружавшего нас… Я нашел небольшую комнатку над трактиром, где мы могли жить. Бет трудилась посудомойкой, а я занимался своими делами. Ночью мы приходили в нашу комнатку, где едва умещались вдвоем, и я рассказывал ей о Рейвенкрофте, о деревьях, на которые я лазил, о лугах, по которым бродил, и я пообещал ей, что в один прекрасный день мы вернемся туда.

Джем резко встал и опять подошел к окну.

– Однажды я вернулся вечером и не застал ее дома. Я искал ее много дней, расспрашивая хозяина трактира и его жену, бродя по улицам, выкрикивая ее имя, приставая к прохожим с вопросом, не видели ли они девушку с темными прямыми волосами и голубыми глазами. Ей было только тринадцать лет. Наконец от одной ее подружки я узнал, что ее похитили. Они стояли вдвоем и разглядывали витрину кондитерской, когда сзади подошел человек, схватил Бет и засунул ее в стоящий тут же экипаж.