Возвращение к звездам: фантастика и эвология - [16]

Человеческое сознание (мое, во всяком случае) не способно воспринимать исторический континуум иначе, чем через Текущую Реальность и совокупность ее Теней. Иными словами, мы видим лишь одну проекцию каждого исторического события. Фактом существования обладает только само событие, но мы обречены жить внутри проекций, делить их, обменивать их, тосковать по утерянным и мечтать о недостижимых.

Суть вышесказанного проста. Мир «Полдня…», мир, где к концу 90-х годов освоена Солнечная система, конструируются прямоточные фотонолеты и завершается процесс мирового объединения, — это точно такая же проекция, как и наш мир тех же 90-х с пьяницей президентом и полной победой товарно-денежных отношений над разумом. Просто мы когда-то, выйдя из комнаты, открыли не ту дверь…

Часть Четвертая: Уроки, которых нет

С общенаучной точки зрения «вероятностная история» является естественным развитием и обобщением истории классической, распространением ее закономерностей на альтернативные Реальности фантастических или околофантастических миров и в дальнейшем — на обобщенную калибровку вероятностного континуума. Вероятностный подход, конечно, никоим образом не обесценивает работу, проделанную поколениями историков-профессионалов и летописцев-любителей. Пусть Текущая Реальность не более чем одна из проекций последовательности событий, но именно эта проекция сознательно выбрана нами, и уже это обозначает, что ее структура важна нам и нам интересна. География Европы не теряет своей актуальности оттого, что существуют другие материки и даже земной шар как единое целое. Однако, не ставя под сомнение результаты, достигнутые традиционной наукой, вероятностный подход посягает на некоторые общепринятые убеждения.

Так, даже в фиксированной калибровке, именуемой Текущей Реальностью, наша жизнь (или жизнь общества) для «историка-вероятностника»— не стрела, протянувшаяся от рождения/возникновения к смерти/исчезновению, а произвольная кривая на плоскости событий, причем эта кривая может быть самопересекающейся — в этом случае прошлое и будущее перестают быть абсолютными понятиями и низводятся до роли маяков, облегчающих ориентировку.

Универсум Порядка ограничивается рамками «сейчас и здесь», мир вне этого состояния покрыт пеленой Хаоса, чем «дальше» от Наблюдателя, находящегося, как обычно, в центре Вселенной, тем более густой.

Мир вокруг нас изменчив; подобно хамелеону он демонстрирует нам такое прошлое (и будущее), которое соответствует нашему мировоззрению, настроению… погоде на улице, в конце концов.

Человек сам выбирает свою историю, но очень редко он делает это сознательно… потому мир и выглядит так, будто им управляют похоть, голод и страх. Никто, однако, не обязан прозябать именно в такой калибровке.

Свою исключительность теряет смерть: это всего лишь вероятностное событие, подразумевающее обязательное согласие умирающего и его личной Вселенной (не думаю, что такое согласие очень легко получить — впрочем, эти рассуждения относятся, скорее, к вероятностной эзотерике).

Исчезает такое понятие, как «уроки истории». В рамках фиксированной калибровки причинно-следственные связи субъективны (так как высвобождены актом выбора реальности) и случайны. В вероятностном континууме такие связи неоднозначны. И в том, и в другом случае из них нельзя извлечь какое-то осмысленное нравственное содержание.

Классическая история воспринимала самое себя через призму морали. Вероятностная история подчеркнуто внеморальна. Она предпочитает изучать социальные законы и улучшать социум сейчас и здесь, а не извлекать сомнительные уроки из относительного прошлого для/ради столь же относительного будущего.

«Историк-вероятностник», мой коллега по убеждениям, считает рассмотрение прошлого как цепь катастроф, ошибок и преступлений, проявлением садомазохистского комплекса и относится к подобному самобичеванию с иронией: люди, постоянно вспоминающие самые тяжелые, самые болезненные моменты своей личной истории или истории коллективной, не только переживают эти моменты снова и снова, но и отбрасывают негативно окрашенную «тень» в свое же субъективное будущее.

Может быть, у нас нет надлежащих оснований так поступать?

По следам «705-го Проекта»

Всякая техническая история полна нереализованных возможностей. 15 декабря 1938 года в первом своем полете на новой машине гибнет В.Чкалов, и это событие, фактически, перечеркивает летную карьеру самолета И-180 и будущность «короля истребителей» Н.Н.Поликарпова. Ну а если бы в 1938 году выдался такой же декабрь, как в 2006-м, — с устойчивой плюсовой температурой и дождями? Могло такое быть? Конечно, могло. Катастрофа, вызванная недостаточной надежностью нового двигателя в условиях низких температур, случилась бы неизбежно, но она бы произошла позже, и к тому времени самолет бы уже давно летал, к нему привыкли бы, прониклись доверием… И встретили бы мы 1941 год не с МиГ-3, а с И-180, а эта машина была значительно лучше оптимизирована для боя с «мессершмитами»… и пошла бы совсем другая история.

Или противоположный пример: не сумел М.Кошкин убедить (или удивить) И. Сталина, и начали бы мы ту же самую войну без Т-34 на фронте и в развернутом серийном производстве. Могло получиться и так.