Возвращение к легенде - [47]

Теперь немцы наступали с трех сторон. Они шли в полный рост, автоматы к животу, и вели беспрерывный огонь. А у наших уже кончались боеприпасы, они экономили каждый патрон. Один пулеметчик (он сидел в окопе у шоссе) расстрелял, наверно, с сотню немцев. Пропустит их по дороге вперед, а потом даст в спину две-три очереди из своего «дегтяря». Ну, немцы и валятся, как снопы с воза… Хорошо воевал хлопец! А погиб обидно. Уже смеркалось, когда он был ранен, товарищи принесли его в хату, попросили хозяев ухаживать за ним, а сами ушли. И тут же в хату заявились местные националисты. Схватили эти бандиты раненого героя, уволокли в сарай кирпичного завода и там замордовали. Сначала били, потом из автомата раскрошили на куски.

Одним из последних (было это, говорят, уже на третий день боя) погиб пулеметчик, окопавшийся со своим напарником у западной окраины села. Он тоже покосил много немцев, наконец его «точку» засекли и открыли по ней ураганный огонь из пулеметов и минометов. Его напарника убило. Тогда пулеметчик сменил «точку» и засел у подножья холма, в кустах. Немцы, видя, что пулемет замолчал, решили, что все в порядке, и двинули туда человек пятьдесят мотоциклистов. Пулеметчик подпустил их к холму и дал очередь. Машины закружились на дороге, образовалась «пробка». Пользуясь паникой, пулеметчик перестрелял всех мотоциклистов… Тут немцы совсем озверели и начали бить по холму из орудий. Все смешали с землей — и кусты и пулеметчика. Он уже давно был мертв, а они боялись подходить к нему и стреляли…

Кто были эти герои, память о которых жила в сердцах людей?

Малиновский ведет нас в другую комнату, «военную», и показывает бережно, под стеклом, хранящиеся документы, фотографии, письма… Вот маленькая, темная, вся в каких-то пятнах страничка из служебного удостоверения. Бумага истлела, можно разобрать лишь одну выцветшую строчку в графе «воинская часть». Учитель подносит свечку ближе, и я читаю: «92-й погранотряд».

Перемышльцы! Теперь я не сомневаюсь, что передо мной удостоверение Поливоды: такие книжечки имели только командиры. Но Малиновский качает головой. Он тоже слышал о легендарном коменданте Перемышля и уверен, что «чернявый» и «Поливода» — одно и то же лицо. Но это удостоверение было найдено в сумке командира, погибшего на окраине Любеня, А тот, «чернявый», как говорят, погиб южнее, при попытке прорваться от Любеня к Комарно. И учитель повторяет ту же версию, что я уже слышал. «Как погиб? Ушел со своими хлопцами в высокую рожь, а немцы — за ним… Сильная тогда была стрельба, только из той ржи никто не вышел — ни немцы, ни наши».

«Ну, а герои-пулеметчики, их вы опознали?» — «Первого, что бандиты замордовали, опознать так и не удалось. А второго звали Федор Лихачев». — «Как же это вы установили?» — «Как?» Малиновский осторожно, двумя пальцами, достает из-под стекла еще одну реликвию: черный пластмассовый медальон. Отвинчивает крышку, вынимает узенькую полоску бумаги, показывает. Да, Лихачев Федор Егорович, уроженец села Старая Усмань Воронежской области. «По этому медальону и установили», — поясняет учитель. «Но почему именно он — тот самый герой?» — «А потому, что мы его нашли в земле вместе с пулеметом. Пальцы впились в рукоятку — не оторвешь. Так с пулеметом и похоронили!»

Мы смотрим на фотографию Лихачева, полученную музеем из села Старая Усмань, от родственников героя. Федор Егорович, а вернее, просто Федя, деревенский паренек, надевший недавно военную форму, еще мешковатый и какой-то немного обиженный, глядит исподлобья, словно тоскуя о родном доме, о воронежских своих полях и лесах. А за его спиной красуется невероятно роскошный пейзаж с фонтанами и лебедями.

А вот другая фотография, сделанная двадцать лет спустя, уже в Любене. Две пожилые женщины с натруженными крестьянскими руками и два бравых молодца-солдата. Это сестры Федора Лихачева со своими сыновьями, племянниками героя, Анатолием и Василием. «Между прочим, они тоже пограничники!» — говорит Малиновский. Оказывается, он и его «следопыты» разыскали не только отважного пулеметчика, но и его родственников, и те несколько лет назад приезжали сюда, в далекую Львовщину, чтобы поклониться праху своего Федора и его боевых товарищей.

«Вы думаете, что это единственные наши гости? — добавляет учитель. — Кто бы ни ехал через Любень Великий, обязательно заглянет в музей. О героях Перемышля многие помнят — еще с первых военных сводок, интересуются их судьбой. Мы говорим то, что знаем. А что не знаем — другие расскажут…»

Шофер Николай задумчиво ощупывает ржавую пулеметную ленту. А я дописываю в блокноте последнюю строчку. Нет, этот день не пропал даром.

…К полудню дождь утихает, небо проясняется. «Пожалуй, можно ехать дальше», — заявляет Мария. Теперь я подчиняюсь беспрекословно. Мы садимся в машину, Малиновский садится с нами. Учитель хочет показать нам братское кладбище, где похоронены герои-пограничники.

Оно открывается сразу, едва мы выезжаем из села. На вершине холма, метрах в пятистах от дороги, стоит памятник: серый цементный постамент и на нем — военный в шинели, с каской в одной руке и с венком в другой…