Возраст дожития - [89]

Саша остался с Люсей, в надежде, что она, по деревенской привычке, не выдержит долгого молчания и заговорит сама. Несколько минут в комнате царила тишина, потом он спросил, по привычке перейдя на «ты».

– Как давно ты знаешь, что у вас живет женщина, а не мужчина?

– Да почти сразу, ее Серега запалил. Он в туалет ночью пошел на улицу, а она там. Ну, в общем, он сразу понял, что это баба. Хотел ее на следующий день выгнать, он не любил обмана, а она в слезы, не прогоняй, говорит, убьют меня. Не могу домой вернуться, а почему, сперва не сказала.

– Люсь, ну хорошо, ты ладно, а Сергей же должен был навести справки о ее семье. Он же не дурак, чужого человека у себя держать. И ничего о нем не узнать.

– Ну что-то он, конечно, узнал, например, что ее зовут Айшат, что брата убили в тюрьме и сидел он за какое-то серьезное преступление. Мы же потому ее и не выгнали и никому не сказали, что у нас не мужик живет, мы пожалели ее.

– А что она у вас делала? Сколько вы ей платили? И, кстати, кто додумался траву на продажу выращивать?

– Про траву она нам рассказала, ходила как-то с кобелем гулять и нашла несколько растений. Выкопала их аккуратно и нам принесла, потом рассказала, как на этом можно деньги сделать, не слишком большие, но все же.

– Сколько лет вы занимались выращиванием и подготовкой к продаже конопли?

– Три года. – Людмила опустила голову. – Но ты не думай, всем Сергей командовал, я только так, помогала ему, и Айшат тоже только в огороде трудилась.

– Люсь, скажи честно, у Сергея с этой женщиной были отношения?

– Ты что, он же брезгливый был, он ее за человека не считал, а ты говоришь отношения.

– Да чем же там брезговать, нормальная тетка, конечно не первой молодости, но довольна симпатичная. И когда она сняла мужские шмотки, так вообще ничего стала. Ладно, сейчас не об этом. Ночевать тебе, дорогая, сегодня у нас, срок твоего пребывания под подпиской вышел, ничего хорошего мы про тебя не узнали, а даже наоборот, так что собирайся. Десять минут тебе на сборы, и пойдем.

В это время из соседней комнаты раздался грохот, затем отборный мат второго оперативника и наконец, пронзительный женский визг. Саша бросился туда и остолбенел в дверях: спокойная с виду Айшат пыталась задушить парня, который с ней разговаривал. Силы, естественно, оказались не равны, и молодой мужчина быстро скрутил руки визжащей от бешенства женщине.

– Чего это она? С ума сошла? – спросил, вбегая, запыхавшийся оперативник, который стоял и курил неподалеку от двери.

– Я ее кое о чем спросил, потом все расскажу, она и взбесилась. Короче, ее надо завтра в город везти. Она всех нас ненавидит, и Людмилу твою вместе с мужем покойным, и вообще всех, весь мир человеческий.

– Людку и Серегу-то за что, они же ей дали приют, работать, конечно, заставляли, но ведь не держали на цепи. Захотела, могла бы уйти.

Айшат сидела как каменная, руки в наручниках лежали на коленях, лицо ничего не выражало. Просто сама безмятежность, и если не видеть того, как она только, только напала на оперативника, можно подумать, эта милая женщина на удивление спокойно переносит свалившиеся на нее неприятности. Вдруг она подняла глаза на оперативников и без малейшего акцента произнесла: – Мои соплеменники прогнали единственного человека, которого я любила, меня, если бы я не сбежала, просто убили бы. А за несколько лет до того выдали замуж, как какую-то овцу, как я ни умоляла родителей не делать этого. А у меня хорошее образование, я художник, только не дали мне работать совсем, по их обычаям женщина должна без конца рожать и воспитывать детей да домом заниматься.

– Интересно, – ни к кому не обращаясь, проговорил один из оперативников – как это возможно в наше время? Мои родители мусульмане, я татарин, но никто никого не может заставить жить не так и не с тем, как человек того не желает сам. Что же ты, женщина, не осталась в городе? Нашла бы работу, и никто тобой не смог бы помыкать.

– Меня родня прокляла бы, мать с отцом от меня могли отказаться. Да и все знакомые отвернулись. Я просто испугалась. Они там все, вся деревня, мечтают в Крым вернуться. У них есть мулла, он и рассказывает, как мусульмане построят единое государство, которое будет всем прочим диктовать свои условия. А я так не хочу, я жить хочу, как все люди, только пока не получается, – тихо закончила Айшат.

– Да, теперь получилось значительно лучше! – не скрывая сарказма, проговорил один из оперативников.

Женщина печально опустила голову. Теперь вся ее поза говорила о раскаянии.

– Да в любой стране они мечтают о едином государстве на всей планете, где будет править ислам. Нам их психологию никогда не понять, фанатизм – штука страшная, даже в науке он недопустим. Фанатик не видит ничего, кроме своей идеи, потому он все отрицает, и спорить с ним бесполезно. Я знаю, у меня брат двоюродный наукой занимается, он про одного такого рассказывал, – задумчиво проговорил оперативник из города и, сам себя перебивая, добавил: – Когда мы их повезем? Может, сразу этих, которые террористами занимаются, вызвать? Как бы азиатка психанутая не учудила чего, с нее станется.