Вознесение гор - [92]

Даниэл поспешно натянул штаны. Проведя почти пять лет без одежды, он всего лишь за несколько недель её ношения снова к ней привык. Его щёки пылали от стыда, когда он посмотрел на Лираллианту.

— Теперь ты понимаешь, — сказала она ему, — что это — изнасилование. Именно это ты и пытался сделать.

— Пожалуйста, прости меня, — сказал он, когда на него накатила волна осознания. Встав перед ней на колени, он подумал о днях, которые провёл в Колне, безрассудно используя свою силу. Тогда он считал свои действия грехом, но не думал о них как об изнасиловании. Даниэл видел это как насилие над самим собой, не принимая во внимание то, как это влияло на женщин, которых он заставлял спать с собой.

Лираллианта с любопытством уставилась на него:

— Человеческие извинения — странный обычай. Моему народу они не требуются. Ты можешь делать так, как пожелаешь, но ты — моя собственность. Ты не можешь меня насиловать.

Даниэл снова был шокирован. Хотя он был полон вины и раскаяния, он не мог понять её отношения к этому вопросу:

— Просить прощения — это то, что мы делаем, чтобы искупить свою вину, когда причинили кому-то боль, — попытался объяснить он.

— Ты не причинил мне боль. Ты просто действовал согласно своей природе. Это меня не беспокоит, но ты должен быть надлежащим образом обучен, — заявила она.

Её объяснение ни коим образом не облегчило вину в его сердце. Оно лишь ясно дало ему понять, что Лираллианта действительно видела его как животное. «Она злится не больше, чем злился я, когда поймал Блю за траханьем чей-то ноги». От осознания этого факта его настроение стало ещё хуже.

После этого их беседа сошла на нет. Хотя Лираллианта была готова говорить дальше, приведя свой довод, Даниэлу нужно было время на раздумья. Его мировоззрение было фундаментальным образом изменено, и хотя он и прежде не видел себя в особо положительном свете, его самооценка рухнула вниз.

Вечер он провёл один, размышляя, и музыки не играл.

Глава 35

Ночью Даниэлу снилось прошлое. Эти сны неоднократно заставляли его проснуться, отчего его голова ощущалась как битое стекло. По пробуждении в его памяти оставались болезненные осколки, которые лишь отсекали его прежний самообман, когда он рассматривал их при свете дня.

«Ты — насильник».

Проснувшись, он силился найти какую-нибудь причину отрицать это утверждение, но её слова разили в самое сердце, отсекая прочь его жалкие оправдания, и обнажая истинную суть. Тот факт, что большинство из них скорее всего и не подозревало о том, что их принудили, к делу не относился.

«Сколько вреда я нанёс их семьям? Сколько незамужних женщин я оставил с ребёнком?»

В маленьком сообществе, вроде Колна, социальные связи решали всё. Позор незамужней беременности мог обречь некоторых из этих женщин на нищету. Другие, уже замужние, рисковали потерять мужей, если те заподозрили, откуда появились их новые дети.

Даниэл скрывал от себя эту правду, отказываясь смотреть на неё. Она лежала там, в дальнем уголке его разума, обнажённая и уродливая, скрытая за его решением сбежать. Он пришёл в глубокие леса, ища себе смерти, не потому, что чувствовал угрызения совести из-за смерти надзирателя, или даже смерти Ронни. В том тёмном уголке его души он стыдился содеянного, и он уже знал то, что так прямо сказала ему Лираллианта.

Часть причины, по которой он с такой готовностью принял своё жестокое и изолированное существование в Эллентрэа, заключалась в том, что подсознательно он чувствовал, что заслужил это — не из-за своих магических способностей, и не из-за того, что с ним сделала Брэнда, а из-за того, что он сотворил с женщинами Колна.

И Кэйт просто простила ему это.

«Любому, у кого хватило сил простить что-то подобное, наверняка хватит сил справиться с правдой о том, что со мной сделала Брэнда». Даниэл был полнейшим глупцом.

Он оставил попытки поспать ещё до восхода солнца, и провёл предрассветные часы, тренируясь и упражняясь. Годы изоляции в Эллентрэа научили его, что секрет поддержания умственного здоровья заключался в том, чтобы заглушать мысли праздного разума. Фокусируясь на своей магии, Даниэл экспериментировал в создании видимых иллюзий. Он не мог воссоздать невидимость, которой пользовались маги Прэйсианов, но мог создавать чрезвычайно реалистичные иллюзии.

Даниэл пока не нашёл практичный способ для их применения на арене. Другие маги могли слишком легко видеть сквозь них, поскольку в магическом спектре они не обеспечивали такую же видимость. Среди Ши'Хар и людей Эллентрэа это означало, что отличить иллюзию от реальности мог каждый.

Лираллианта вовремя вернулась для их уроков с Байоваром, и Даниэл избегал обсуждения их предыдущего разговора. Она не казалась взволнованной, как и в предыдущий день. Её откровение травмировало одного лишь Даниэла.

Когда Байовар закончил, и ушёл, Лираллианта не стала терять времени зря:

— Ты думал о том, что я сказала тебе вчера? — спросила она.

— Да, — ответил он, — и я не знаю, смогу ли я когда-нибудь справиться со стыдом за то, что я сделал.

Она нахмурилась:

— Я имела ввиду возможность увидеться с твоей семьёй. Стыд — пустая трата энергии. К тому же, ты не причинил мне никакого вреда.