— А как насчёт сегодня? — спросил Мэттью.
— Что — сегодня? — ответил я, хотя уже хорошо представлял, чего он хотел.
— Ты сможешь закончить рассказ.
Тут как раз подошла Мойра:
— Ты уже неделю откладываешь.
— Повесть это не очень приятная, — напомнил я им.
Мэттью кивнул:
— Знаю, мне уже начали являться сны.
Это зацепило моё внимание. Я знал, что он, будучи моим первенцем, в конце концов столкнётся с тем же знанием, с каким был рождён я сам, но я надеялся, что это случится позже. Большая часть этих знаний вызывала депрессию, а другие их части с гарантией должны были загубить беззаботную невинность его юности.
Он увидел выражение моего лица:
— Пап, не надо.
— Что не надо? — сказал я, пытаясь скрыть свои чувства.
— Не смотри на меня так. Я больше не ребёнок.
Я изо всех сил постарался не засмеяться. Каждый раз, когда я слышал эту реплику от одного из них, она провоцировала во мне одну и ту же реакцию, и я знал, что они эту реакцию не оценят. Естественно, с моей точки зрения, они всегда будут детьми — по крайней мере до тех пор, пока не станут старше меня, что вряд ли когда-либо произойдёт. Но я знал, что с их точки зрения ситуация была совершенно иной, они не были теми детьми, какими были прежде. Они не были младенцами, ползунками, или даже ребятишками — они были подростками.
— Какого рода сны? — спросил я чуть погодя.
— Про то, что ты нам рассказал… про Даниэла, — ответил он.
— Наверное, это потому, что рассказ разжёг твои воспоминания, — сказал я, кивая. — Мне не следовало рассказывать тебе всё это. Этот рассказ направил твой разум по пути, которым тебе лучше было бы пройти позже.
— Ну, сейчас уже слишком поздно, — сказал он мне. — К тому же, я думаю, что рассказ помогает.
— Это как?
— Те части, что я помню, которые ты нам уже рассказал — они не кажутся такими уж плохими. Я будто думаю о чём-то, что я читал, и в меньшей степени — как о чём-то ужасном, через что я на самом деле прожил. Но я начинаю вспоминать всё больше, и это меня действительно беспокоит. Если расскажешь мне остальное, то, быть может, оно не будет казаться таким реальным, когда явится мне во сне. Может, будет в большей степени как просто история…
«И меньшей — как твой личный грех, совершённый против целой расы», — подумал я, молча закончив его фразу.
— Это имеет смысл, — согласился я. — Давай-ка сядем за стол, это займёт какое-то время.
— Давай, я схожу за Линараллой, — сказал Мойра. — Она тоже захочет услышать остальное.
Мы с Мэттью ждали четверть часа, пока она не вернулась, приведя с собой дочь Тириона и Лираллианты. Серьёзная молодая Ши'Хар села за стол вместе с нами. Как только все устроились, я сделал глубокий вдох, и начал:
— В прошлый раз, помнится, мы остановились на том, что Тирион сразился с крайтэком, и всё стало довольно мирным. Прошедшие после этого годы были для него довольно тихими, но несмотря на присутствие Лираллианты и отсутствие сражений, Тириону всё больше не сиделось на месте. В сердце своём он был одинок, ибо Ши'Хар не были людьми, и Лираллианта, несмотря на его лучшие усилия, не всегда представляла из себя лучшую компанию.
— Я пропущу до того времени, когда снова начали происходить какие-то события. Прошло десять лет, и Тирион начал работать над каменным домом — над местом, которое он мог бы называть своим собственным…
Тирион провёл руками по камню, ощупывая его гладкие края. Он никогда не учился на камнереза, но его способности давали ему значительное преимущество. Сам камень наличествовал в изобилии, и Лираллианта не возражала против того, чтобы позволять ему выходить за пределы Рощи Иллэниэл, чтобы заполучить желаемое. Однако переноска больших объёмов камня из холмов требовала много труда.
Его первая реальная проблема после начала постройки дома заключалась в скреплении камней. Он абсолютно ничего не знал про строительный раствор, и его первые попытки по созданию оного дали нечто менее полезное, чем обычная грязь. Он подумал было о том, чтобы попробовать убедить Лираллианту позволить ему съездить в Линкольн, в надежде найти каменщика, который согласится научить его тому, что ему нужно было узнать. В конце концов он решил, что будет лучше, если он сделает всё по-своему.
Решение Тириона заключалось в том, чтобы смастерить чары, которые перманентно скрепляли камни вместе. Поскольку ему было легко в точности обрезать камни до нужной формы и размера, он мог состыковывать их без щелей, и конечный результат был таким же прочным, или даже прочнее, чем если бы всё строение было возведено из одного, цельного камня.
«Чародейство» было термином, который он начал использовать для своей новой формы магии. Лираллианта очень твёрдо настаивала на том, что его действия не были плетением заклинаний, хотя и были во многом похожи. Основная геометрия, использовавшаяся в его чародействе, была основана на соединённых треугольных формах, каждая из которых содержала рунную сущность, предоставлявшую уникальные свойства. Плетение заклинаний основывалось на более мелких шестиугольниках с более сложной геометрией, но более простой символикой.
Оба вида магии производили похожие эффекты, и оба были перманентны, но чародейство позволяло человеческому волшебнику создавать долгосрочные эффекты путём всестороннего планирования и подготовки, в то время как плетение заклинаний являлось продуктом врождённого семени разума Ши'Хар. Их магия была спонтанной, в то время как чародейство было работой, требующей времени и усилий.
