Возмездие. Рождественский бал - [11]

— А ты убивал человека? — спросила вдруг Лали.

— Нет… Зачем мне убивать?! Человека нельзя убивать и трудно…

— А мой дядя сильней всех! Его никто не убьет!

— Да что ты! Кто ж твой дядя? Как его звать?

— Это тайна, Давид, не будь слишком любопытным, — засмеялся Джуаншер.

— Мой дядя очень большой и очень сильный, не то что ты, — сказала девочка убежденно. — Он меня одной рукой поднимает, а ты сумеешь? Попробуй, попробуй, увидишь, не сумеешь!

— Лали, Лали! Где ты, доченька?

— Сейчас, мама! Иду!.. — Девочка соскочила с тахты. — Ой, как я долго тут, влетит мне от мамы, отшлепает. Не заснет потом бедная Лали! — бросила она и выбежала из комнаты.

— Умная девочка, забавная! Таких хоть десять заводи!

— Не смеши, Давид!

— Дети — это хорошо, но они вырастают и часто, увы, не радуют своих родителей. Вернемся, однако, к нашему разговору и рассмотрим вопрос: откуда берутся преступники? — подстегнул приятелей Темур.

— Вы, конечно, помните недавнюю стычку группы студентов со своими сверстниками — когда было убито несколько человек. Одним из убийц оказался сын министра, другим — сын профессора, университетского преподавателя. Разве это не смущает вас? Разве не удивляет, что в благополучных семьях вырастают преступники? Где искать корни преступления? В социальных условиях, в школе или в родительском доме — в родной семье? Каждый из нас рассмотрит этот вопрос по-своему, мы будем по-разному толковать его, но не объясним, в какой среде и как формируется будущий преступник. Не объясним, хотя все мы добросовестно учили и постигали науку о «преступлении и наказании». Никто не убедит меня в том, что родители преступников растили их таковыми! Они и мысли не допускают, что их дети станут бандитами, убийцами, что они будут совершать действия, караемые законом.

— О, не упускайте ни слова! Перед нами держит речь не инспектор Джуаншер Мигриаули, а сам Секстус Росциус Америели! Обратимся-ка в слух! — иронически сказал Темур.

— Не собираешься ли ты утверждать, что преступниками рождаются, а не становятся! Может, потребность в преступлении у человека в крови? — насмешливо спросил Давид.

— Нет, Давид, я не разделяю теории Чезаре Ломброзо[7], — заверил Джуаншер.

— Я тоже. Правда, некоторые положения итальянца представляются достаточно убедительными, но его теория, согласно которой человек является преступником в силу врожденных особенностей, не выдерживает никакой критики. В формировании личности определяющую роль играет социальный фактор. Условия жизни воспитывают человека, от них зависит, каким он вырастет — плохим или хорошим. — Давид приник лбом к оконному стеклу, задумчиво устремив взгляд на темную тучу. — Кто растет, одолевая невзгоды и лишения, кому даже самое насущное достается с трудом, тот не позволит себе бесчестия и подлости.

В комнату заглянула мать Джуаншера и пригласила всех поужинать.

— А кого растят в неге и холе, кого балуют, у того атрофируются нормальные человеческие чувства, в нем закладываются основы всех его грядущих бедствий. В старину люди придерживались мудрого правила: расти ребенка, как недруга, и вырастишь друга. К сожалению, многие родители позабыли эту мудрость. Я твердо убежден, что детей с малых лет надо приучать к труду и учить ценить труд. Это долг именно родителей…

— А учеба не прививает, по-твоему, любви к труду? — удивился Темур.

— Учеба не вырабатывает трудовых навыков, — ответил Джуаншер за Давида. — Но мало воспитывать детей строго, при них нужно быть сдержанными! Как бы трудно ни приходилось в жизни, нельзя при них роптать, выказывать разочарование. Человек, влюбленный в жизнь, и себе не омрачит нытьем существования, и близких не разочарует в жизни, пусть она и тяжела. — Джуаншер говорил с таким жаром, что вспотел. Он вытер платком лоб и отпил шампанского. Смочив горло, продолжил: — Выявить причину преступления, разобраться в его истоках — дело чрезвычайно сложное, и одни разговоры да споры мало что прояснят.

Бой часов прервал размышления Джуаншера.

— О, у меня ж дежурство сегодня! Пора идти, — спохватился он и встал.

Немного погодя все трое вышли на улицу. Давид с Темуром проводили друга до управления.

7

Рано, раньше обычного встал Зураб Хидурели.

Солнце всходило. Радостно было у Зураба на душе. Он решил побаловать себя, размяться. Взял гантели и неумело, но долго выполнял разные упражнения. Устав, он с размаху швырнул гантели в угол. Они гулко стукнулись об пол, и Зураб испуганно вздрогнул, радость угасла. Он оцепенело уставился в угол. Опять оказался во власти тоскливых мыслей, одолевавших его не один месяц. «Нет, я покончу с ними! Расправлюсь, придумаю что-нибудь…» В шлепанцах на босу ногу он направился к ганджине[8], которую сохранил, перестроив и переоборудовав дом после смерти отца. Сохранил как память об отце. В ганджине он держал всевозможные напитки. Взял бутылку «Энисели» и, выбив привычным ударом ладони пробку, наполнил серебряный кубок с чеканкой. Выпил одним махом — коньяк приятным теплом разлился по всему телу. Неторопливо прошел в ванную, долго, тщательно занимался туалетом. Потом сменил халат на костюм из английского трико в полоску. Повязал галстук. Равнодушно осмотрел своего двойника в зеркале и направился в гостиную, оттуда прошел еще в одну комнату, грязную, неприглядную. Обои на стенах были замызганные, засаленные. И обстановка убогая.