Возмездие - [9]

Вадим же, почувствовав мое присутствие, резко обернулся и глянул остро из-под густых бровей.

Спросил, без всякой приязни:

— Где ночевала?

Я попыталась сглотнуть ком, но ничего не вышло, да еще и язык взял, да отнялся. А в голове непрошено завертелось: отчего не сказал: «привет»?

Муж, не подозревая о бушующих в глубинах подкорки ощущениях, критично осматривал меня с ног до головы: задержал взгляд и на мятом платье, и на всколоченных волосах, а после брезгливо сморщился.

— Не ожидал. В тихом омуте, как известно, черти водятся, но ты — меня просто-таки поразила. Пришел с работы, а тебя нет. Мобильный выключен, записка отсутствует. Маринке твоей позвонил, она — ни сном, ни духом где ты. Хотел уже по больницам и моргам искать, а оно вот что оказалось.

Мне отчаянно хотелось перебить его — чтобы замолчал, но Вадим всегда говорил прямо о том, что думал. И вопросы умел задавать правильные — неудобные до невозможности.

Я уже собралась рассказать все — как есть, но муж вдруг меня перебил.

— С кем ты трахалась, сука? — от накатившей злобы у него вздулась вена на шее.

Я отшатнулась, поскольку ожидала, какого угодно приема, но отнюдь не такого. Да, узнав обо всем, он стал бы презирать меня, но чуть погодя. Не вот так — с порога.

— Вадим, — захрипела, закашлялась.

Через силу и страх шагнула к нему, но муж, как разъяренный бык, покачал головой.

Глаза его быстро налились кровью.

— Не подходи, даже не вздумай. От тебя воняет, дрянь. Лень было помыться?

Я зажала рот рукой, чтоб не заорать, и прислонилась к стене.

Так не бывает.

Это опять все не по-настоящему, — снова забилось в мозгу, но Вадим быстро развеял мои фантазии.

Поднялся резко, тем самым опрокинув кружку на стол, и напиток разлился, пачкая бумаги, пропитывая их, окрашивая в коричневый цвет. Я смотрела на быстро расползающееся пятно и не могла отвести взгляда, было страшно моргнуть.

Вадим резко навис надо мной, так, что пришлось вжать голову в плечи — не знала чего ожидать: тычка, удара? Таким — взбешенным, я видела мужа впервые. Он будто превратился в незнакомца, разом скинув надоевшую маску.

Замахнулся, но в последний миг удержался — ударил мимо, разорвав кулаком воздух у виска.

Обозвал напоследок дрянью, а потом плюнул мне прямо в лицо, и ушел, громко хлопнув дверью.

Что было дальше, я помню смутно, поскольку поступок Вадима, его поведение, стали последней каплей, переполнили и без того до краев наполненный эмоциями разум.

В мозгу что-то оглушительно щелкнуло, перемкнуло, отчего всё, что происходило в дальнейшем, заскользило мимо, абсолютно не задевая.

Вроде бы плакала, сжавшись в комок — прямо там, на полу, что покрывал бежевый персидский ковер. Вроде бы долго мылась, раздирая кожу жесткой мочалкой. Кажется, курила потом, стоя у окна, хотя бросила уже несколько лет как. Курила, и все не могла поверить, что муж даже не спросил, не задумался, что же случилось со мной, что произошло на самом деле? Почему его обычно тихая, верная супруга взяла и не пришла ночевать домой.

Вадим вернулся под вечер, кинул на стол бумаги на развод. Сказал, что не потерпит рядом шлюху и мразь. Или это было через несколько недель? Все они слились для меня воедино. Помню только, что он так и не задал главного вопроса, а я не стала объясняться.

В один из дней, когда в паспорте появился новый штамп, я нашла у квартиры две сумки с вещами. Ключ не подошел к замку, а в поклаже оказались мои вещи. Этого стоило ожидать от бывшего мужа — первоклассного юриста, и судиться с ним я не стала, равно, как скандалить и спорить — это все больше не стоило моего внимания.

Подхватила сумки и поехала к Маринке.

Подруга не стала задавать лишних вопросов. Достала запасную подушку, одеяло, постелила мне на диване и выделила полку в ванной.

Всё это было как в тумане.

***

Часть вторая

Недалекое прошлое.

Как собрала себя по кусочкам? И собрала ли, не знаю.

Я не обращалась к психологам, не бросалась в крайности, не напивалась. И даже пожелай подобного — денег не было лишних: все под расчет. Часть получки на хлеб и коммунальные, часть на порошки и зубную пасту. Излишеств себе не позволяла — не время было баловать плоть.

В один из дней уволилась с прежней работы, не выдержав жалостливого взгляда коллег: теток постбальзаковского возраста, с судьбой одной на всех, как под копирку. Им всем импонировало, что я пополнила ряды разведенок — перестав тем самым, отличаться от основной массы сотрудниц. Взялись за привычку шептать в след жалостливое: «ну, надо же, такая красивая, и все ж не уберегла — сбежал муженек». Знай, они, что со мной приключилось на самом деле, извели бы вовсе. Ума хватило сбежать оттуда.

Без работы не осталась: в соседнем ЖЭКе, что находился недалеко от Маринкиного дома, как раз подняли вакансию дворника, и я, ничуть не смущаясь, написала заявление. Как известно, все профессии важны, все профессии нужны.

Кто бы думал, что именно эта работа вытащит меня из вялотекущего сумасшествия? Того самого состояния, когда наблюдаешь за собой будто бы со стороны, живешь как во сне: практически не различаешь какое число на календаре и какая погода за окном. Ведь что пора года, когда в душе зима — вечная, промозглая. От нее не спастись горячим коричным чаем, ее не заесть мандаринами и подмороженной с одного бока, хурмой. Не отогреть ноги шерстяными носками и накинутым сверху вязаным пледом. Нет, она — эта вечная, беспраздничная зима, холодит изнутри, выстужает душу. Исподволь, понемножку — как не замечает человек, что замерз и умирает бесславно, тихо-тихо — во сне, так не замечала и я, что вот-вот рассыплюсь ледяной крошкой, как разбиваются ледяные сосульки с высоты крыш.