Возмездие - [32]

Мидас моргнул, и лицо его враз переменилось — из черт исчезло веселое легкомыслие. Только на губах осталась кривая, приклеенная улыбка.

— Думаю, что тебе не стоит так шутить, — мрачно изрек он.

— Отчего же? — подняла брови я.

Нутром чувствовала — перегибаю палку, но остановиться уже не могла.

— Оттого, что оговоренные полгода еще не прошли. Я не привык делить своё с кем-то другим.

— А мне казалось, что сделке конец, — я притворно поднесла ладонь к губам в недоуменном жесте.

И снова Мидас оказался рядом в мгновение ока. Выдернул меня из кресла — сильным рывком, и я впечаталась в его грудь, громко щелкнув зубами.

— Я скажу, когда ей придет конец, — зло сощурив глаза, сказал Третий, и больно укусил меня за губу.

Я схватила его за воротник рубашки, расцарапав кожу на ключицах и укусила в ответ. Не знаю, какой демон овладел мною в тот момент — какая-то дикая, первобытная сила заставила слизать выступившую кровь с губы Третьего и лизнуть снова. И снова. Его руки прижали меня с такой силой, что затрещали ребра.

Мы сплелись языками и принялись целоваться, как сумасшедшие. Во рту перемешалась наша кровь, но ржавый привкус только добавлял огня — той самой специи, от которой напрочь сносило голову.

Третий вытряхнул меня из домашнего платья, нижнего белья. Сунул два пальца между ног, отчего я неприлично громко застонала. Повращал ими внутри, а когда я уже готова была расколоться, вынул их и демонстративно облизал, сунув пальцы в рот. От этого действия ноги у меня подкосились совершенно.

— Сладкая девочка, — сказал Третий, глядя мне в глаза. — Я так хочу тебя, что вот-вот спячу…

Счастливчик Третьему обрадовался. Забрался к нему на живот, пока мы расслабленно валялись на полу, и принялся мурчать, меся лапами кожу.

— Ты понимаешь, что мне придется вернуться? — я повернулась лицом к Артему, решив хотя бы изредка называть его по имени.

Пусть даже про себя.

— Вряд ли это займет много времени. Пара дней в пути, день на заказ, и дорога обратно. Меня заботит другое — ты понимаешь, что придется убивать? Думаешь, это так легко и просто? — Третий почесал кота за ухом, чем вызвал новый шквал урчания.

Мне ответить было нечего. Одно дело представлять, другое — делать.

— Расскажи мне о нем, — вдруг попросил Третий.

Он повернулся набок, подставил под голову руку. Кот клубком свернулся возле живота, щекоча мехом кожу.

Я устала удивляться переменам в настроении любовника и его странным просьбам, потому только спросила:

— Что именно?

— Не интимные подробности, если ты об этом, — скривился Третий, снова явив миру собственническую злость, — поведай о привычках, пристрастиях. Ты, наверняка, успела вдоль и поперек изучить муженька. Интересно узнать подробности, которые впоследствии могут помочь делу.

В самом деле, мысленно хмыкнула я, — с чего взяла, что он жаждет узнать о чувствах, эмоциях и прочем. Никому не нужны эти сопли — подумала неожиданно зло, и прикусила губу, силясь вспомнить привычки Вадима.

Рассказала о всяких глупостях: что бывший терпеть не может каши, молоко и сухофрукты, что до смешного самолюбив: не пройдет мимо зеркала, даже если окажется в зеркальной галерее — обязательно остановится у каждого.

— Да уж, как пристроить эти знания — ума не приложу, — скривился Третий и укусил меня за обнаженное плечо.

— Иди ты, — оттолкнула я его, поднялась и пошла в ванную.

***

Проснулась среди ночи вся потная, с опухшим языком во рту и дичайшим ощущением ужаса, чего уже давненько не случалось.

Открыла глаза и уставилась в потолок. Как назло, на нем не было ни малейшей трещинки, поэтому взгляду не за что было зацепиться. Сердце колотилось где-то в горле, руки мелко подрагивали. Одеяло показалось пудовым, а подушка сделалась раскаленной добела. Лежать и немо открывать рот, словно выброшенная на берег рыбина, больше не было сил, поэтому я откинула уголок ватолы, не боясь разбудить Третьего, и отправилась в ванную.

Мне было натурально плохо, как может быть нехорошо человеку, переживающему один и тот же кошмар снова и снова.

Я открыла ледяную воду, напилась прямо из-под крана, потом умылась. Кожу сковал холод, но этот дискомфорт был ничем по сравнению с той дикой тоской, что навалилась после сна.

Пережитые картинки то и дело мелькали перед глазами, подобно белым мушкам.

— Нет, — мычу я. — Нет, не надо, пожалуйста.

— Да, давай, постони еще, — подбадривает один из двоих, и оглушительно громко хлопает меня по заду, не прекращая вдалбливаться в сухое нутро.

Я стону, но не потому, что он так сказал, а потому что внутри все дико горит и печёт. Придатки и матка словно ссохлись и поскрипывают от каждого движения, а когда член входит до упора, живот пронзает болезненный спазм.

— Она хорошая девочка, — одобрительно гладит меня по голове второй. — Давай поменяемся, рот у нее так же сладок, как, наверное, и дырочка. Да? Она ведь сладенькая?

Слышится возня, плевок, и действо продолжается.

Мне хочется завалиться набок, потому что колени и локти натерлись до крови. Жесткая холстина, на которой я стою, отнюдь не шелковое покрывало, и это не упрощает и без того скверное положение, а они все меняются и меняются. Курят, смеются, и накачивают меня, накачивают…