Возлюбленный мой - [3]

Он ненавидел себя за то, что снова и снова становился причиной происходящего... но у него не было выбора. Он должен был учиться, вынужден был бороться, и обязан победить. И сумма, что складывалась из этого уравнения, определялась законами Бладлеттера.

Стоны и похотливые крики из ямы становились все громче.

От этих звуков болело сердце, и он закрыл глаза. Тот, кто в данный момент исполнял наказание вместо Дариуса, был порочным мужчиной, истинным учеником Бладлеттера. Он часто добровольно выступал за выполнение подобных обязанностей, так как наслаждался тем, что причинял боль и унижение так же, как свежесваренной медовухой.

Но возможно, это закончится. По крайней мере, для Дариуса.

Этой ночью он будет испытан в бою. После окончания годового обучения он пойдет сражаться не просто с воинами – с Братьями. Это была редкая честь – и знак того, что война с Обществом Лессенинг была, как и всегда, тяжким бременем. После того, как стала известна врожденная сущность Дариуса, Роф, истинный Король, постановил, что он должен покинуть лагерь и в дальнейшем тренироваться с лучшими бойцами расы.

С Братством Черного Кинжала.

Хотя, все усилия могли оказаться напрасными. Если в эту ночь он докажет свою способность лишь к тренингу и спаррингу с себе подобными, то его снова отправят в эту пещеру, продолжать обучение «в стиле» Бладлеттера.

И Братья больше никогда не придут за ним, и будет его ждать участь простого солдата.

Шанс присоединиться к Братству дается лишь однажды, и этой ночью проверят не только его боевой стиль и владение оружием. Это будет испытание сердца. Сможет ли он смотреть в бледные глаза врага и вдыхать его сладковатый запах, мыслить разумно и расчетливо, пока тело его будет действовать против убийц.

Дариус поднял глаза от пергамента, в который целую вечность назад записывал свои мысли. У входа в пещеру стояли четверо: высокие, широкоплечие, вооруженные.

Члены Братства.

Он знал эту четверку по именам: Агони, Тро, Мёрдер и Торчер.

Дариус закрыл дневник, сунул его в щель в скале, и зализал ранку на запястье, которую нанес, чтобы получить немного «чернил». Перо из хвостового пера фазана быстро изнашивалось, и он не знал, вернется ли сюда, чтобы им воспользоваться, но все равно спрятал его.

Когда он взял свечу и поднес ее ко рту, то поразился, каким маслянистым казалось пламя. Он провел множество часов за записями при этом мягком освещении... и казалось, будто оно было единственным связующим звеном между его прошлой жизнью и нынешним существованием.

Одним единственным выдохом он погасил свечу.

Поднявшись на ноги, Дариус собрал свое оружие: стальной кинжал, который он вынул из остывающего тела мертвого стажера, и меч, обычный, которым пользовались в лагере для тренировок. Эфес никак не подходил под его ладонь, но руку, им владеющую, это не заботило.

Когда Братья посмотрели в его сторону, не произнося ни слова – даже не приветствуя его, Дариусу внезапно захотелось, чтобы среди них был его настоящий отец. Все было бы совершенно по другому, будь с ним рядом кто-то, кого бы волновало, чем все закончится: он не искал этих четверых, и не жаждал их расположения, но сейчас был как никогда одинок, далек от тех, кто окружал его, разделен с ними пропастью, которую он осознавал, но не мог переступить.

Лишиться семьи – словно оказаться в странной невидимой тюрьме, решетки одиночества и безродства ограждали его от мира еще сильнее, по мере того как проходили года и накапливался опыт, изолируя мужчину так, что он как будто прикасался к безысходности, а безысходность прикасалась к нему.

Шагая следом за явившейся за ним четверкой, Дариус не обернулся, чтобы посмотреть на лагерь. Бладлеттер знал, что он идет сражаться, и ему было плевать, вернется Дариус живим или нет. И другие стажеры разделяли его чувства.

На выходе, он пожалел, что у него было так мало времени на подготовку для этой проверки силы воли и мужества. Но уже поздно – момент настал.

Воистину, время не стоит на месте, даже когда мечтаешь, чтобы оно ползло, как можно медленнее.

Стоя за спинами Братьев, он жаждал хоть одного подбадривающего слова, пожелания или доказательства веры в него. И так как ничего этого у него не было, он вознес краткую молитву священной матери расы:

Дражайшая Дева-Летописеца, пожалуйста, дай мне силы выстоять.

Глава 1

Еще одна гребаная бабочка.

Когда Р.И.П. увидел тех, кто вошел в дверь его салона, он уже знал, что сегодня ему придется сделать очередную чертову бабочку. Возможно, даже две.

Ага. Судя по тому, что к стойке администратора направлялись две хихикающие длинноногие, блондинистые, грудастые девицы, наколоть череп и кости ему сегодня не удастся.

Эти пэрис хилтоны[2] и их настрой мы-тааакие-плохие-девочки заставили его взглянуть на часы... пробуждая желание закрыть салон прямо сейчас, а не в час ночи.

Господи... каким же дерьмом он занимался ради денег. Обычно, Р.И.П. просто согласно кивал любому пожеланию анорексичек, которые приходили сюда за тем, чтобы поставить на теле метку, но сегодня все эти бабские розовые штучки его раздражали. Тяжеловато проявлять энтузиазм от набивания  «Хеллоу Китти»