Если бы вас спросили: как живет парижанка в ее собственном царстве, — в Париже? Вы без сомнения отвечали бы: она ведет совершенно бесполезную жизнь.
10 часов утра. Барыня позвонила. Вбегает горничная; отдергивает гардины, поднимает шторы и открывает ставни.
— Скорее, Жюли! У меня сегодня много дела, — говорит госпожа, широко зевая и обнаруживая при этом два ряда перламутровых зубов.
О, Боги, хранители будуаров! Скажите нам, что у ней за дела?!
Она должна сделать двадцать один визит и принять столько, сколько может вынести. Одного тайно — другого…
Она должна предпринять путешествие к портнихе, чтобы ознакомиться с новыми фасонами. Точно так же заехать в модный магазин, чтобы решить, в каком виде она должна явиться на ближайшем бале, в виде ли индейской королевы, в снегоподобных цветах весны или в костюме крестьянки.
Это дневные занятия, а об вечерних нечего и говорить.
В провинции убеждены, что парижанки встают поздно — это предубеждение.
Этим живущим в огне саламандрам нет времени нежиться.
Искусство вечно, но жизнь коротка.
Мы обременены множеством бесполезных частностей, а между тем, никто не спросит нас, сколько часов необходимо парижанке, чтобы собрать, приготовить и обдумать безукоризненный туалет. Для этого в случае небезукоризненности туалета требуется по крайней мере восемь дней.
— Юлия, принесли ли мои новые локоны?
— Да, мадам, останетесь довольны. Эти локоны будут вам очень к лицу.
— С золотым отливом, Юлия?
— Цвета ржаного колоса!
— Ну, теперь поторопись же!
— Сию минуту мадам. Кстати, сегодня, кажется, придет тот господин.
— Альфред — да, я этого не забыла!
Альфред стучится; его впускают; он делает три поклона с прыжком. Затем он вытаскивает из кармана мешочек с премиленькой вещицей — вновь изобретенной — ноготной щеточкой.
Видно, что он искусно владеет ею.
Альфред — человек известный до такой степени, что прелестные создания полусвета называют его не иначе как графом.
Господин Альфред склоняется над ручками, обрезывает, чистит ее ногти и при этом кстати рассказывает плачевную историю своей жизни. Видите ли, он был богат, знатен, имел вес в обществе; но, увы! горе тем, кто имеет пылкий ум и слишком чувствительное сердце. Единственно через это Альфред был поставлен в ужасное положение — он должен сам, своим трудом приобретать средства для жизни. В продолжение рассказа он подпиливает и полирует ногти.
На всякий случай следует заметить, что занятие чисткой ногтей чрезвычайно распространено и что новая щеточка есть чрезвычайно остроумное изобретение.
Затем Альфред удаляется, является новый посетитель.
Служанка шепотом докладывает: «Мадам, художник!»
Художника впускают, и дверь за ним запирается на ключ.
К этому времени приходит супруг, вечный забияка — Вулкан, который хочет силой ворваться к Венере. Он стучится.
— Кто там?
— Это я, моя дорогая!
— Август, — так зовут супруга, — я никого не могу впустить!
— Как никого?
У него вертится на языке: «Разве я никто» и на этот раз он не ошибается в этом, однако решается довести до конца.
— Даже и меня?
— Даже и тебя.
— Но ведь…
— Пожалуйста, без «но» — не могу.
— Мне нужно тебя видеть, говорить с тобой.
— Нельзя этого, Август!
Август Вулкан, ворча, удаляется. Но что же делает художник в комнате?
Несколько минут спустя супруг возвращается. Он еще не отстал от привычки мешаться в дела своей жены.
Бедный муж! Но неизвестного уже нет там; таинственный коршун покинул гнездо голубя; но в комнате все-таки остались следы его присутствия: на ковре видно небольшое количество пепла. Мадам с полнейшим спокойствием натягивает чулок на свою ножку.
— Что это такое? — взывает Вулкан.
— Можешь видеть сам! — отвечает дама.
Месяц спустя Вулкан увидал — в салоне на цоколе розового мрамора — маленькую ножку, сделанную из белого мрамора.
Казалось, что ножка эта жила, что пальцы ее двигались — это было как живое естество. Гости смотрели и удивлялись. Даже сам Вулкан должен был сознаться: «Я и не знал, что у тебя такие миленькие ножки».
Теперь все ясно!!
Художник приходил, чтобы снимать модель с ножки дамы, потом он вырезал ее из парижского мрамора.
И вот эта-то модель, выставленная в салоне, возбуждает всеобщее удивление.
Женщины! если вы настоящие парижанки, дайте свою ножку для модели — это новейшая из мод.
В Париже, к глубокому сожалению всего человечества, попирают нравственность и смотрят на брак как на оковы, а поэтому женщина постоянно думает о том, как бы разорвать эти оковы. Супруг делает все возможное, чтобы позолотить эту цепь, супруга же старается найти достаточно острую, стальную пилу.
Назад тому несколько лет рассказывали историю об одной знатной даме, которая на своей свадьбе, при входе в церковь, наклонилась, сняла башмак с своей ноги и бросила его в лицо церковнослужителю.
Все сочли ее за сумасшедшую.
Но она вовсе не была сумасшедшей: она вышла замуж, почувствовала себя свободной и поэтому бросила на воздух свой башмак, который случайно попал в лицо церковнослужителю.
Рассмотрите поведение молодой парижской дамы — она скромна и прилична или, по крайней мере, хочет быть такой. Рассмотрите только ее построже.