Парижские дамы - [3]

Здесь со времени введения канкана улетели навсегда и грация, и скромность, и остроумие.

Когда они возвратятся, без сомнения, будет найдена мера, которая будет удовлетворять всем вкусам.

Бал представляет две картины; зал переполнен танцующими, фойе наполняется интригами, которые всего больше происходят от 1 ч. до 5-ти.

Но увы! Интрига, по крайней мере на оперном бале, все более и более теряет свой букет. Подслушаем, например, разговор между тем молодым денди и этим красивым домино, которые только что повстречались.

— Здравствуй, Эрнест! — говорит домино.

— Здравствуй! — отвечает лев, — разве ты меня знаешь?

— Да, — ведь ты живешь на Гельдер-штрассе.

— Верно, я хотел переехать оттуда, но не нашел другой квартиры.

— А зачем же ты хотел переехать, милый повеса?

— Моя квартира беспокойна и мой камин дымит.

— Разве только поэтому? Узнал ты меня теперь?

— Сразу! Вы — мадам Д.!

— Ты ошибаешься!

— Нет!

— Да!

— Нет — сознайтесь, что вы мадам Д… Как поживаете?

— Сносно, если не считать насморка. Я сделала неловкость, что пришла сюда, но эти маскарады так заманчивы… Но мне пора! Вон, я вижу одного господина, которого мне нужно интриговать. До свидания!

— До свидания, мадам!

Какое блестящее остроумие! Стоит ли это труда маскироваться и говорить «ты» друг другу?

Несмотря, однако, на это, оперный бал составляет любимейшее удовольствие и восторг нации, выдающей себя за образованнейшую и просвещеннейшую в свете.

Этому любимому удовольствию парижан повредили несколько так называемые балы Шикара, акции которого были замечены на бирже и в которых приняли участие дети пэров Франции, первые театралы, начинающие дипломаты, ветошники, скульпторы и делатели гипсовых статуэток, исторические живописцы и живописцы вывесок, писатели и музыканты: все они братались и обнимались между собою как старые друзья, тогда как в предыдущий вечер они еще не были знакомы, а на другой день после объятий старались не узнавать друг друга.

Наступил вечер, загорелся газ — солнце современного карнавала. Маскированные, пообедавши, садятся в свои экипажи и катаются при свете факелов до тех пор, пока не приблизится праздничный час бала.

Полночь.

Весь Париж поднимается, как один человек. Изо всех улиц, изо всех дверей, со всех лестниц и этажей появляются новые маски. Слышатся дикие крики, кошачья серенада, собачий лай, завыванье волков и шакалов, перемешанные с лошадиным ржанием, со стуком десятка тысяч карет, со звуком рожков и труб.

Если бы в эту минуту грянул гром с небес, то в этом шуме и суматохе, кажется, и его нельзя бы было расслышать.

При далеко несущемся крике и шуме этой громадной лавины открываются врата 400 балов. Да, действительно 400, говоря без преувеличения — начиная с огромного и великолепного оперного бала и кончая каким-нибудь погребом, где плата за вход вместе с бутылкой вина не более 50 сантимов.

Никакое перо, никакая кисть не в состоянии изобразить царствующего повсеместно беспорядка и смятения.

Бой в литавры и бубны, бешеный танец, вертящийся галоп, драки, умышленное смятение, прерываемое арестами — вот какова на вид физиономия этого шабаша.

Здесь попадаются львы, забавляющиеся хуже тряпичников — в этом и состоит единственное различие между ними.

Ночь проходит, как сновидение или, скорее, как кошмар.

Чтобы достойным образом закончить праздник, надобно сначала выпить бутылку бордо, закусивши куриным крылышком на бульваре в ресторане — что стоит 20 фр. — и затем поспешить на высоту Бельвиля, чтобы взглянуть на эти запыленные, шумные и пьяные толпы народа. Эта безымянная толпа, эти охриплые глотки, эти голые руки, эти непонятные римляне, эти турки в бумажных чалмах, эти нюхающие табак пастушки, эти грязные маркизы, эти теснящиеся вдоль домов средневековые рыцари, эти заплатанные миннезингеры — все это без масок уже и спешит домой.

Известно, что иногда и приличные дамы посещают этот бал масок; от этого происходят иногда неприятные случайности, впрочем, не для нее, а для других.

Это видно из следующего примера. В самой середине карнавала с мадам X., женой одного известного банкира, произошел странный случай.

Она хотела подурачиться на оперном бале, но только без супруга и не в ложе, а в полной давке с ужином и шампанским, со всеми принадлежностями лоретки.

Мадам X., очень много слышавшая о лоретках, забрала себе в голову сумасбродную мысль. Чего иногда не вздумается молодой хорошенькой парижанке; ей страстно захотелось видеть одно из тех счастливых созданий, над которыми так настойчиво трудятся мужья, не возбуждая нисколько, как говорят, ревности жен.

Она доверила свой план господину М., ее усердному поклоннику и торопила своего соучастника ускорить его выполнение.

Г. М. возражал сколько мог, но наконец должен был согласиться служить прихотям дамы..

Для мадам X. ничего не значило обмануть своего бдительного супруга; для большего его убеждения она хотела как будто бы заболеть лихорадкой и лечь в постель на все время своего пребывания на оперном бале.

Оставалось только позаботиться об ужине и достать необходимую лоретку.

Забота об этом была вручена г. М, который прежде был большим охотником до лореток, до тех пор, пока он не предлагал еще своих целомудренных чувств супруге банкира.