Воздушный шарик со свинцовым грузом - [23]

– А! – сказали они. – Сучка с кошкой. Знаем. Ее кошак, говорят, сегодня какого-то психа лохматого сожрать хотел.

– Лохматый псих – это я, – представился я.

Рабочие с интересом глянули в мою сторону.

– Уважаем, – заявили они. – Портвейну хошь? По такому делу…

– После, – сказал я. – Так где мне Люсьену найти?

– А зачем она тебе?

– Хочу кошаку ее морду набить.

– Сдурел?

– А чего он на людей кидается? У нас тут не Африка, чтоб на людей кидаться.

– Уважаем, – сказали рабочие. – Мож, выпьешь портвейну?

– Вот разберусь с кошаком и выпью. Так где Люсьена?

– А прямо по коридору и налево, вторая дверь за углом.

– Спасибо, – сказал я.

– Не за что, самоубивец. Если в живых останешься – приходи. С пакетом своим. – Они потянули носами воздух и мечтательно добавили: – Лошадьяк с шампусом. Сила…

Я прошел прямо по коридору, свернул налево и постучался во вторую дверь.

– Да? – осведомились за дверью.

– Это Люсьена или Зося? – на всякий случай спросил я.

– Очень смешно. Зося в клетке. Но ради такого остроумного визитера могу выпустить ее наружу.

– Не стоит, я к вам.

Я открыл дверь и вошел в гримерку. Люсьена, успевшая переодеться в темно-фиолетовый японский халат, разукрашенный желтыми драконами, сидела в кресле перед зеркалом и с видимым удовольствием любовалась собой.

– О, господи, – проговорила она, увидев мое отражение. – Снова ты… Впрочем, этого следовало ожидать.

– Естественно, – подтвердил я. – Вы же меня сами пригласили.

– Я? – Люсьена изогнула бровь. – Когда это я тебя приглашала, наглец?

– А разве вы не сказали, что, если я доживу до конца представления, мы с вами поговорим насчет коньяка… и прочего?

Люсьена отвернулась от зеркала и глянула на меня неотраженного. В ее взгляде и во всей осанке ощущалось нечто королевское.

– Не могу понять, – прорекла она, – чего в тебе больше – глупости или наглости?

– Они во мне смешаны в гармоничной пропорции, – скромно ответил я. – А нельзя ли переименовать их в безумие и дерзость?

– Пока не вижу повода для переименования.

Я бросился к Люсьене и поцеловал ее в губы, звякнув пакетом о ручку кресла. В ответ раздалось рычание.

– Вы чего? – изумился я, отпрянув.

– Это Зося, – усмехнулась Люсьена. – Она в клетке, в кладовке. Что это у тебя в пакете звенит?

Я достал бутылку шампанского и поставил ее на гримерный столик.

– Фу, – сказала Люсьена. – Напиток для барышень из ПТУ, желающих сойти за светских дам. Такого не пью.

Я извлек коньяк.

– Это уже несколько ближе к делу, – кивнула Люсьена. – Тебе что, выпить не с кем?

– Не с кем, – ответил я. – Я сегодня разогнал отказами всех потенциальных собутыльников – от закадычных друзей до заслуженных работников сцены.

– И ради чего такие жертвы?

– Ради вашего искусства, которое требует от меня жертв.

– Ты пришел поговорить об искусстве?

– Конечно, нет, – ответил я. – Я пришел поговорить о безобразном состоянии железных дорог. Шпалы прогнили, рельсы проржавели, электрички опаздывют, машинисты спиваются…

– Иди сюда, дурачок.

Я по новой приблизился к Люсьене. Она наклонила мою голову и поцеловала в лоб.

– А теперь езжай домой, – сказала она. – И не огорчай родителей.

– Не могу, – ответил я. – Метро уже закрыто.

– Поймай такси. Ты ведь, судя по цветам, шампанскому и коньяку, из богатеньких? Мальчик-мажор?

– Я мальчик-минор, – понурился я. – И я беден, как цирковая мышь. Мое такси везет другого.

– Все потратил на цветы и выпивку?

– Не ваше дело.

– Не груби старшим. На такси я дам тебе денег.

– Что? – возмутился я. – За кого вы меня принимаете?

– За самоуверенного авантюриста.

– Уже получше, чем наглый дурак.

– Ну и что прикажешь мне с тобою делать?

– Накормить, напоить, истопить баньку…

– Ты грязный и голодный?

– И жаждущий тоже.

– Ладно, откупоривай пока свой коньяк, – вздохнула Люсьена. – Что-нибудь придумаем.

Она открыла тумбочку гримерного стола и достала оттуда два стакана. Помимо этого стола в небольшой гримерке имелись также журнальный столик, два кресла, шкаф для одежды и складной диван, обтянутый зеленым плюшем. Дверь в кладовку, где стояла клетка с запертой в ней Зосей, была плотно закрыта на ключ, оставленный в скважине замка.

Я на треть наполнил стаканы коньяком.

– За что выпьем? – спросила Люсьена.

– За Зосю.

– Вот как?

– Конечно. Если разобраться, то это она нас познакомила. За что я и подарил ей цветы.

– Ах, значит, ей, а не мне?

– А вам коньяк. Я бы сделал наоборот, но не был уверен, пьет Зося или нет. За Зосю!

Мы выпили.

– Накормить тебя, боюсь, не удастся, – сказала Люсьена. – У меня даже закусить нечем.

– А я не закусываю коньяк, – ответил я. – Я его занюхиваю окружающими ароматами. Вы позволите?

Я уткнулся носом в медно-рыжую гриву Люсьениных волос. Те пахли тонкой смесью парфюмерии, грима и звериного присутствия.

– Божественно, – сказал я.

Люсьена усмехнулась.

– Мальчику захотелось экзотики? – спросила она.

– Не называйте меня мальчиком. Это неактуально.

– Тогда не говори мне «вы».

– Больше не буду. Давайте… давай закрепим это и выпьем на брудершафт.

– Думаешь меня споить? – снова усмехнулась Люсьена. – Не надейся.

– Я и не надеюсь… на это.

– А на что ты надеешься?

– На чудо.

– На какое чудо?

– На самое чудесное чудо. Вдруг мои слова дойдут до ва… до твоих ушей, а мое молчание до твоего сердца.