Воздушные шары Сальви-Крус - [9]

Происходящее развлекало и напрягало Анно одновременно.

Заняв кресло напротив, он внимательно и с интересом следил за продолжающимся действом. В голове его был полнейший беспорядок. Мечущиеся мысли кололи, терзали и беспокоили его изнутри. Мысли кружились в беспокойном хороводе, причудливо сплетаясь и сталкиваясь одна с другой, как результат, порождая самые нелепые предположения и теории, которые в итоге лопались, словно мыльные пузыри, потому что были явно не тем, что надо, и ничего не объясняли. Но что надо, что могло бы все объяснить, он не знал.

— Кто же вы, объясните мне, — подавшись вперед, наконец спросил он незнакомку. Подождал ответа, на который все же надеялся, но вскоре стало ясно, что и эта его попытка установить диалог с гостьей не возымела успеха. Женщина упорно молчала.

Между тем, в комнате отчетливо запахло металлом. Было слышно, как тикают часы на противоположной стене рядом с книжным шкафом. Анно заметил, что они показывают ровно без одной минуты три. Ночь шла на убыль, совсем скоро рассвет. Точно так же часы отсчитывали время и день, и два, и три назад. И, скорей всего, так будет еще долго, пусть это будут другие часы на другой стене и совсем в другом доме. Анно вспомнил, как часто в ночи, лежа без сна, он прислушивался к этим звукам шагающего времени. Уходящего времени, поскольку время никогда не приходит, оно возникает в настоящем фантомом сиюминутности, и уже через мгновение оказывается в прошлом. Под канонаду всех часовых механизмов мира. А если их всех каким-либо образом остановить, изменится ли что-нибудь? Исчезнет ли время? Какой механизм следует остановить, чтобы обездвижить время?

Странные, совершенно несвоевременные мысли совсем неожиданно, пусть и в незначительной степени, но все же успокоили Анно, позволив смелей взглянуть на свою гостью. Тогда он увидел, как на губах ее единственным откликом на его вопрос возникла дрожь легкой улыбки. Удивительно, в ее лице вдруг обозначилась живая мимика. Подняв глаза, она искоса взглянула на юношу. Лицо ее приняло совсем уж человеческое выражение, что-то теплое, даже располагающее к себе обозначилось в нем. Анно вдруг стало жаль ее. И еще ему захотелось это каким-то образом выразить, каким-нибудь добрым словом, что ли. Но он успел лишь облизать пересохшие губы до того, как гостья легким движением поднесла чашку с кофе ко рту и с первым ударом часов, возвестивших наступление третьего часа ночи, сделала глоток.

В тот же миг ослепительная вспышка резанула Анно по глазам. Закрывшись рукой, он откинулся на спинку кресла и некоторое время сидел неподвижно, лихорадочно соображая, что же еще могло произойти. Все, чему он был свидетелем в течение последних часов, было странно, мягко говоря, необычно, противоречило всему его предыдущему опыту и потому никак не укладывалось в сознании. Он чувствовал себя так, будто в его голову пытаются втиснуть кубик большего, чем внутренний объем черепа размера. Как ни стараются — не лезет! Так вот, в этот момент он ощутил, как сжалось все его естество от предчувствия, что все предыдущие чудеса — пустяки по сравнению с тем, что произошло теперь, и что ждет дальше.

Открыв глаза, он увидел, что кресло напротив, в котором сидела гостья, пусто, чашка лежит разбитая (к счастью ли?) на полу, а сама она стоит посреди комнаты, обеими руками прижимая к груди свою странную трость. Корзина ее исчезла, впрочем, в комнату она вошла уже без нее, он это давно заметил. В ушах звенела тишина, после яркого света реальность воспринималась им фрагментарно и в основном в виде контуров на более светлом фоне. Анно тоже поднялся на ноги, но не смог сделать ни шагу, ноги словно прилипли к полу. А когда он наткнулся на устремленный на него взгляд женщины, его прошиб холодный пот. Взгляд ее транслировал в его сторону тоску, мольбу, призыв и, черт возьми, снова угрозу. Над головой ее через слабое призрачное сияние возгорелось уже знакомое ему светящееся кольцо, а через некоторое время он обнаружил, что над первым кольцом под самым потолком есть еще одно, точно такое же, но когда и как оно там появилось, он сказать не мог. Вскоре нижнее кольцо поднялось выше и повисло точно под верхним. Оба они ритмично меняли цвет и светимость, словно этими процессами управляла некая неслышная мелодия. Ну, почему же неслышная? Стоило Анно подумать о ней, как тут же он ее и услышал: тонкая мелодия возникла из подсознания, как неотъемлемое его приложение. Музыка была чарующе красивой, но странной, потому что нельзя было определить, какой инструмент ее исполняет. Эту музыку нельзя было запомнить, но и невозможно было забыть, она текла и струилась, как река времени, река жизни. Видимо, ему довелось прикоснуться к музыке Сфер, конечно, лишь к ее отзвуку. Впрочем, это предположение пришло к нему позже, тогда же он упивался невиданным зрелищем.

Когда между кольцами осталась лишь едва различимая полоска пространства, нежно-палевые накаты света в них вдруг сменились ярко-багровым накалом. Кольца разлетелись в разные концы комнаты, зависли на мгновение и ринулись навстречу друг другу. Море огня затопило комнату, пропитав все багрянцем. Оба кольца водили огненный хоровод, сплетались, образуя того же качества шар, вновь разлетались и начинали все сначала. Сыпались огненные брызги, пахло озоном. Процесс длился долго, но и наблюдать за ним можно было бесконечно. Вот, разлетевшись в последний раз, кольца ринулись друг на друга. Ударившись, точно два сокола, грудь в грудь, они слились воедино, а, слившись, погасли.