Воздушные шары Сальви-Крус - [7]

Световой тор необъяснимым образом плавал по воздуху, источая волны света. Но, что было вовсе уж необъяснимо, кольцо, как оказалось, совсем не излучало тепла. Его просто не было, того тепла, которое ощущалось в самый первый момент появления кольца — его теперь не было. Скорей наоборот. Источаемый свет был холодным, словно арктический гость, и с каждым мгновением продолжающегося свечения воздух вокруг становился все холодней. Было похоже, что кольцо отбирало, черпало тепло из окружающего пространства и каким-то образом преобразовывало его в свет. Обратной трансформации энергии не происходило, свет просто уносился в разные стороны, поглощался стенами и предметами обстановки, растворялся в воздухе, насыщая его быстрыми фотонами.

Запахло озоном.

Стало холодно и, черт возьми, снова страшно.

Внезапно яркость свечения резко упала. Иссиня-белый гладкий свет кольца сменился нежно-розовыми кудрями и завитками, эфирным пухом с живота фламинго. Сразу отчетливо потеплело. И исчезла тревога, пришло успокоение, мягкой теплой ладонью приникло к лицу юноши. Он безотчетно улыбнулся. Ничто больше не тревожило Анно, ни скульптура, ни источаемый ею феномен. Исчезло и ощущение тайны, возникшее сразу, как только захлопнулась входная дверь и отрезала его от остального мира, оставив наедине с непрошенной, нелепой гостьей, жуткой страшной тайны. Все страхи, беспорядочные мысли, сомнения уплыли куда-то, унесенные розовыми волнами блаженства. Тайна оставалась за всем этим, но не как предчувствие, а как неоспоримая часть реальности — и она уже не была ни страшной, ни жуткой, ни пугающей. Она манила, как единственная возможная радость жизни, обладание которой, то есть, познание которой для продолжения этой жизни оказывалось главным условием. Тайна теперь была и обещанием сбывания его мечтаний.

Какое-то время кольцо оставалось висеть над головой фигуры аккуратно уложенной спиралью тлеющих угольков, потом медленно поползло вверх, одновременно увеличиваясь в размерах. Розовый цвет сменился желтым, желтый зеленым, тот-синим…  Со все возрастающей скоростью цвета стали менять один другой, закружив невообразимый красочный хоровод. Ни один цвет не возвращался таким, каким исчезал. Проще говоря, ни один цвет не возвращался вновь, каждый новый оттенок менял его до неузнаваемости, заставляя воспринимать, как совершенно другой, отдельный цвет. Несколько путаное описание, но в данный момент Анно был способен только на такое.

Мягкие переливы шли один за другим, накатывались легкими волнами, неслышно, но властно затапливали доступное пространство, чтобы тотчас уступить место и инициативу новой волне. Постепенно распухая, кольцо заполнило собой всю поверхность потолка. Вот, в очередной судорожной пульсации, оно метнулось в стороны, коснулось стен и сразу исчезло, впитанное ими словно вода сахаром.

И все.

Стало тускло, пусто…

Свет померк, оставив после себя легкий исчезающий дымок грусти.

Представление длилось лишь несколько минут, но Анно показалось, что прошло часа два-три, не меньше. С трудом необъяснимыми, как после тяжелой работы, он поднялся с пола, на котором продолжал сидеть все это время, и, подойдя к фигуре, заглянул в раскрытую корзину. Та оказалась пуста, ее стенки изнутри были ровными и гладкими на ощупь, каким и должен быть отполированный металл. Да, и еще они были холодными — каким, опять же, и должен быть металл. Анно попробовал закрыть крышку корзины, с резким щелчком она легко сделала это. Он вновь нажал на голову зверя, механизм исправно пришел в движение, крышка откинулась, но никаких феноменов в этот раз больше не возникло. Закончился, видно, истощился запас чудес.

Анно вновь подумалось, что его дурачат, что кто-то наблюдает за ним неведомым способом и, как минимум, доволен его реакцией, его обескураженностью и недоумением.

Он жестко и резко, резче, чем требовалось, и жестче, чем допустимо, вновь захлопнул крышку корзины, плюнул от досады в угол и ушел из коридора, в котором совершалось световое представление, в комнату, плотно закрыв за собой дверь. Хотел сразу лечь спать, но, подумав, что заснуть все равно не удастся, он прошел на кухню. Путь туда лежал через тот же коридор, в котором стояла скульптура, но он сделал вид, что ее нет, просто не взглянул в ее сторону. На кухне он сварил себе кофе, несколько крепче обычного, и с чашкой в руках вернулся в комнату. Поставив кофе на стол, он закурил сигарету и подошел к окну.

Внизу за ним раскинулся Сальви-Крус.

Этот тихо спящий город, его пустые, ярко освещенные улицы, выглядевшие шире улиц дневных, темные, незрячие, лишь кое-где просветленно сияющий окна домов, — всем этим он мог любоваться бесконечно. Это громадное пульсирующее пространство реально существовало, и в то же время казалось отстраненно-призрачным, с неизменным налетом неузнавания, напомнило Анно о его одиночестве. Мысли ринулись в старое русло, возбудили, разбередили старую рану. Восставшая боль ткнулась в сердце, заставив Анно застонать.

Внезапно в коридоре, за закрытой дверью, наметилось какое-то движение. Раздался шелестящий металлический звук, уже слышанный Анно раньше. Звук несколько усилился по мере приближения, и прекратился, оборвавшись в аккурат за дверью. Понимая, что ничему все равно он не может помешать, молодой человек напрягся навстречу неизбежному и приготовился принимать события по мере их свершения.