Воздушные шары Сальви-Крус - [19]
Подобного счастья наш очень пожилой мужчина мебельного чина, давно позабывший, кто он есть на самом деле — то ли старый холостяк, то ли вдовец от рождения — перенести не смог. Размякнув по склейкам от ошеломительной новизны только что познанного и испытанного, он окончательно утратил присущую ему, как стулу и как мужчине, твердость и потерял форму, рассыпавшись на составляющие.
— Ах! — вскричала женщина и вспорхнула со стула за мгновение до того, как его не стало.
Она одернула платье и оглянулась — не видел ли кто чего?
Вспыхнула, крутнулась на каблучках, унеслась.
Громыхнула дверью.
Все звуки захлебнулись, утонули в молчании, расползшемся по комнате стылой массой. Долгое-долгое молчание. У каждого были для него свои причины. Все присутствовавшие постарались их скрыть, замерев.
От монолита всеобщего оцепенения первой отделилась дверь. Она отворилась, позволив удалиться напряженности и тишине, и впустив взамен угрюмого столяра. Кряхтя и потея крупным бисером, он на вытянутых руках внес в комнату массивный кубообразный стул и установил его на место павшего собрата. Словно воздвиг бастион. На века. Исполнив функцию созидания, он, кряхтя, собрал обломки и, покряхтывая, вынес их прочь. Сопутствующий работнику запах пота, зацепившись за корзину, остался.
— Что здесь произошло? — призвал всех к ответу угрюмый, как и столяр, его принесший, пришелец. Всем стало ясно, что новичок совсем не простак и знает себе цену. Оно и понятно: на службе давно, толк в ней знает.
4
— Да вот, — поспешила поделиться знанием лампа, — представляете, ваш предшественник вообразил, что он… что у него… Что ему все позволен! И, как следствие, развалился. Вы видели его останки. Удручающее зрелище…
— А вот это уже баловство. Что где есть, там оно и есть, — рассудил бастион, — а другого быть не должно. Я себе не позволяю.
— Нисколько?
— Никогда!
— Совершенно с вами согласна. Непозволительное распутство. Но здесь, я вам скажу, все зависит от индивидуума. Вот вы как вошли, я сразу же себе сказала: этот мужчина серьезный. Не чета прошлому, так сказать, представителю.
— Что-что? — продолжал проявлять любознательность стол.
— А я так его и не уколола, — поделился прибор чувством потери. — Не дали. Теперь вот, кого?
— Надо, надо было плеснуть на него как следует, — поддакнул он сам себе и с шумом втянул чернила так, что пошли пузыри. — Это бы его остудило.
— Надо было сообщить, куда следует. Письменно. И, кстати, не только про него одного. Чтобы приняли меры. Ну да еще не поздно: неровен час — склеят старого, — высказал отношение к делу потерпевшего и к нему лично прибор собственным голосом. Разволновался.
— Хи-хи! — отреагировала корзина.
— И все-таки, господа, что вы скажете о силе воображения? По-моему, демонстрация ее прошла просто блестяще. — Лампа не унималась. Она была горда собой, тем, что роковая мысль принадлежала именно ей. — Воображение, господа! Сила, господа! Все, что угодно! Отныне всем понятно, что любая мечта осуществима.
Она чувствовала себя роковой женщиной.
— Вот и осуществи свою, — пробулькал прибор горлом чернильницы. — Вот и вообрази, что хочешь. Продемонстрируй, так сказать. Возгорись, как мечтаешь. Ну. Ну?
— Что-что?
— Баловство…
— А что! — воскликнула лампа и тихо затлела спиралью. — И попробую! И покажу вам всем! Невежды…
И вспыхнула. Да так ярко, что тотчас со звоном лопнула, пустив голубую струйку дыма в потолок.
— Ха-ха-ха! — засмеялся прибор всем своим многоголосьем. Вот уж обрадовался, так обрадовался. Саму лампу превзошел! Клокотала чернильница, позвякивая бронзой, тоненько, в тон, зудело перо, а откуда-то из глубины мраморного естества выкатывались тяжелые шары басов.
— Ха-ха! — вторила корзина. За компанию.
Блуждающая зеленая муха, мучимая бессонницей, сжигаемая вечным огнем любопытства опасно сблизилась с клокочущей чернильной бездной, была поражена крупными брызгами и свалилась прямо в колышущуюся золотистую муть.
Прибор осип на один голос и, как следствие, умолк. Заткнулся.
5
— Хи-хи-хи! — пуще прежнего не печалилась корзина.
Но вернулась женщина.
Возникла на пороге снежным облаком, веткой акации в цвету.
Освидетельствовала стул на прочность.
— Все фантазии — от пустоты и одиночества, — подумала она вслух, убедившись в незыблемости бастиона. Села. Прямехонько на его каменную голову.
Придвинула чистый лист бумаги. Медля, погладила зеленое сукно ладонью. Набравшись решимости, взяла ручку и вонзила перо в чернильницу.
— Мерзость!
Муха, наколотая на перо, сучила лапками. Жирные капли падали на серость мрамора, на зелень сукна, брызгами покушались на девственность бумаги.
— Гадость! Гадость!
Ручка отлетела в угол. Впилась в пол единственным своим ненасытным зубом.
— Что-что? — упустив самое интересное, спроси стол.
— Хи-хи! — залилась корзина.
Скомканный лист бумаги обрушился в ее широкую глотку, ошеломил, заставил поперхнуться.
Женщина оттолкнулась, отпрянула от стола, вставая. Бастион опрокинулся, пал. Дал трещину.
— Пропади все пропадом! Что за день? Что за день!!! Идиотские письма, идиотские стулья, идиотские мухи… А это еще откуда? Вот, правильно, кошачья шерсть. Все к одному! Главное, откуда? Поди, вычисти теперь юбку. И этот… и он надеется еще на ответ? Нет уж, дудки! С меня хватит! Больше даже не шевельнусь для него. Пусть сам напряжет фантазию. Если она у него имеется, и если он чего-то хочет. Говорить-то все горазды…
Иногда жизненные обстоятельства затягиваются на шее морским узлом. Герой романа Вениамин Лисицын, простой реставратор мебели, не стал им поддаваться, напротив, решил идти вперед и, чего бы это ему ни стоило, узнать, почему все силы мира ополчились против него. И у него получилось. Пройдя сквозь множество испытаний, заглянув за край и вывернув жизнь наизнанку, он победил – стал хозяином своей судьбы.
Роман о том, как одна маленькая хрупкая девчонка проявила силу характера, которой у нее никто не ожидал, и вытащила себя из безнадежного положения, в которое попала отчасти и по своей воле. На нее долго едва обращали внимание, и она не сразу вышла на авансцену, но когда это произошло, оказалось что кроме нее в общем-то некому спасти этот гребаный мир. При создании обложки вдохновлялся образом, предложенным автором.
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Отказаться от опасной правды и вернуться к своей пустой и спокойной жизни или дойти до конца, измениться и найти свой собственный путь — перед таким выбором оказался гражданин Винсент Кейл после того, как в своё противостояние его втянули Скрижали — люди, разыскивающие психоконструкторов, способных менять реальность силой мысли.
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
Порой, для того чтобы выжить — необходимо стать монстром… Только вот обратившись в него однажды — возможно ли потом вновь стать человеком? Тогда Андрей еще даже и не догадывался о том, что ввязавшись по просьбе друга в небольшую авантюру, сулившую им обоим неплохие деньги, он вдруг окажется втянут в круговорот событий, исход которых предопределит судьбу всего человечества…
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.