Война с продолжением - [156]
Таким образом, проблемы Ближнего Востока занимали вполне определенное место в комплексе осознанных государственных интересов Великобритании и Франции. Однако относительно четкими были только общие принципы их политики. Изученный материал позволяет сделать некоторые выводы о механизме принятия конкретных политических решений. Во Франции этот механизм характеризовался, с одной стороны, высокой концентрацией власти (начиная с Мильерана, все премьер-министры одновременно возглавляли и МИД), а с другой — большой зависимостью от общественного мнения и расклада сил в палате депутатов. Над каждым французским кабинетом постоянно висел дамоклов меч вотума недоверия, и французские политики часто ссылались на эту опасность во время переговоров с англичанами (например, именно так поступил Лейг, говоря о невозможности ратификации Севрского договора). Но палата депутатов в тот период надежно контролировалась правыми силами, что исключало возможность резких колебаний внешнеполитической линии, несмотря на министерскую чехарду. При отсутствии четко структурированной партийно-политической системы во Франции большое влияние приобрели неофициальные «группы давления». Восточная политика страны сначала находилась под сильным воздействием «колониальной партии», стремившейся к захвату Сирии и Киликии; а потом — концессионеров, банкиров и рантье, готовых уступить Киликию ради экономических выгод в Турции. Так произошла определенная смена приоритетов французской внешней политики.
В Великобритании при коалиционном правительстве реальная внешнеполитическая власть сосредоточилась у Керзона и Ллойд Джорджа. При общности взглядов на основные задачи британской политики на Востоке они расходились во мнениях по поводу средств их выполнения. Ллойд Джордж делал ставку на успехи греческого оружия, а Керзон предпочитал опираться на собственные силы Англии и дипломатические методы. По сути дела, греко-турецкую войну можно назвать «войной мистера Ллойд Джорджа», поскольку именно британский премьер-министр стоял у ее истоков (высадка в Смирне в мае 1919 года) и он же публично поддержал Грецию накануне ее разгрома (речь в парламенте в июле 1922 года). На Парижской конференции британский премьер фактически монополизировал право принятия решений, затем довольно долго английская политика характеризовалась очевидной двойственностью. После сражения на Сакарье линия Ллойд Джорджа потеряла шансы на успех, и ближневосточные проблемы стали прерогативой Керзона, который в Лозанне действовал уже совершенно самостоятельно.
Другие разногласия внутри британского кабинета оказывали значительно меньшее влияние на политические решения. Так, явно протурецкая позиция Генерального штаба и Министерства по делам Индии никак не изменила общей политической линии. Мнение всего кабинета приобретало решающее значение лишь при принятии наиболее ответственных решений, как произошло с вопросом о Константинополе в январе 1920 года. Так что мы можем говорить лишь о «корректирующем» воздействии британского кабинета на внешнюю политику. Парламентский контроль над внешней политикой в Великобритании был слаб, а общественное мнение существенно повлияло на нее только во время Чанакского кризиса. В Великобритании не было столь четко различимых «групп давления», как во Франции. Неофициальные каналы воздействия на политику существовали, но, например, «англо-индийская» группировка была расколота (достаточно вспомнить разногласия Керзона и Монтегю).
Следует выделить и общую черту в политике двух держав Антанты на Востоке. Для них абсолютно недопустимо было прямое вовлечение в затяжной военный конфликт даже с относительно слабым в сравнении с ними противником, каким была кемалистская Турция. В обеих державах слишком сильна была «усталость от войны» и слишком тяжела была экономическая ситуация. Даже самые воинственные колониальные деятели понимали, что длительная война на Востоке неизбежно приведет к внутриполитическому кризису. Великобритания начала широкомасштабную демобилизацию уже в 1919 году и вскоре должна была «без боя» покинуть Закавказье, Анатолию, Сирию. Франция отложила демобилизацию на год и поэтому могла себе позволить направить в распоряжение генерала Гуро военную группировку, достаточно сильную, чтобы изгнать Фейсала из Дамаска, но неспособную удержать под французским контролем Киликию. Впоследствии именно невозможность продолжать киликийскую войну толкнула Париж к сближению с кемалистами и заключению Анкарского договора 1921 года, в то время как англичане оставались защищенными от столкновения с турками благодаря «добрым услугам» Греции. Возникшая в ходе Чанакского кризиса угроза военного столкновения с Турцией стала для британских политиков «моментом истины». Отставка не в меру воинственных Ллойд Джорджа и Черчилля наглядно показала, что для Великобритании, как и для Франции, в этот момент война была абсолютно неприемлемым способом достижения политических целей.
Механизм согласования решений между союзниками несколько отличался от ранее принятого в дипломатической практике. Данный период был расцветом «дипломатии конференций». Для принятия решений проводились очень частые встречи премьер-министров или министров иностранных дел (для Франции здесь не было различия) стран Антанты. Традиционная практика обмена нотами была почти забыта (Пуанкаре однажды предлагал возродить ее с явной целью затянуть время). «Дипломатия конференций» ускоряла обмен мнениями, но долгое время не избавляла политику великих держав, и в особенности Великобритании, от сильнейшего порока — оторванности от реальных событий на месте. Вплоть до 1921 года информация, получаемая от верховных комиссаров и экспертов, использовалась не как пища для размышления, а как набор козырей для переговоров и часто вовсе игнорировалась. Английской политике был свойственен «беспредельный оптимизм и нежелание предвидеть неприятные возможности»
Монография посвящена актуальной научной проблеме — взаимоотношениям Советской России и великих держав Запада после Октября 1917 г., когда русский вопрос, неизменно приковывавший к себе пристальное внимание лидеров европейских стран, получил особую остроту. Поднятые автором проблемы геополитики начала XX в. не потеряли своей остроты и в наше время. В монографии прослеживается влияние внутриполитического развития Советской России на формирование внешней политики в начальный период ее существования. На основе широкой и разнообразной источниковой базы, включающей как впервые вводимые в научный оборот архивные, так и опубликованные документы, а также не потерявшие ценности мемуары, в книге раскрыты новые аспекты дипломатической предыстории интервенции стран Антанты, показано, что знали в мире о происходившем в ту эпоху в России и как реагировал на эти события.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.