Война с продолжением - [157]
Как уже отмечалось, англо-французские отношения в этот период не были чисто двусторонними. На них влияла как политика других великих держав, так и действия малых стран и национально-освободительных движений.
США на Парижской мирной конференции пытались играть активную роль как в европейской, так и в ближневосточной политике. Но Вильсон, образно говоря, использовал не ту карту. Вместо того чтобы воспользоваться действительным преимуществом своей страны — ее экономической мощью, он сделал ставку на идеологию («вильсонизм»), с помощью которой надеялся изменить всю систему международных отношений. Этот расчет был по меньшей мере наивен. Предложение мандатов на Константинополь и Армению поставило Вильсона в тупик, и в итоге позиция США незаметно превратилась в инструмент давления Великобритании на Францию. Именно таким образом англичане использовали комиссию Кинга — Крейна. Сами же англичане опасались сделки французов с американскими нефтяными трестами. В 1921 году, при новом президенте У. Гардинге, американское давление на европейские державы на Вашингтонской конференции заставило их искать комплексное решение проблем Старого Света (правда, безуспешно), но Восточный вопрос и далее решался без участия США. К концу изучаемого периода можно видеть первые шаги американской «дипломатии доллара» на Ближнем Востоке (например, концессия Честера).
Италия формально принимала участие в разрешении Восточного вопроса на равных с Францией и Великобританией. Однако реальный вес этой страны был несравненно меньшим, и итальянцы, как обычно, старались «путем переговоров приобрести большее значение, чем это соответствует их собственным силам»[1149]. На практике итальянская политика выглядела как скверное подражание французской, и англичане были практически уверены, что, если Франция сделала некий самостоятельный шаг, Италия его непременно повторит. Так случилось, например, на Лондонской конференции 1921 года. Но когда французы были вынуждены идти на уступки англичанам, итальянцы и думать не могли о самостоятельных действиях. Англичане же умели ловко использовать зигзаги итальянской политики в своих целях. Так произошло с высадкой греческого десанта в Смирне, так же англичане действовали при подготовке Севрского договора. На Ближнем Востоке, как и в других регионах, Италия чувствовала себя «обделенной» плодами победы. Тайные соглашения военного времени имели для нее, пожалуй, еще большее значение, чем для Франции. С середины 1920 года эту роль стало выполнять Трехстороннее соглашение. Стремление Италии сохранить в силе его основные принципы сохранялось вплоть до Лозаннской конференции.
Россия в 1919 году рассматривалась странами Антанты не как субъект международных отношений, а скорее как объект их политических акций, направленных на утверждение на территории бывшей Российской империи дружественного себе правительства. Для осуществления этих задач территория Турции имела огромное стратегическое значение. Именно в этом контексте следует рассматривать британское предложение передать США мандаты на Константинополь и Турецкую Армению. После разгрома основных сил белых армий страны Антанты видели свою задачу в недопущении проникновения «большевизма» на Ближний Восток. Обе державы опасались сближения кемалистов с большевиками, но если англичане для предотвращения этого стремились ликвидировать турецкое национальное движение, то французы видели в нем возможную опору против большевиков. Заключение Советско-турецкого договора в марте 1921 года, казалось, подтверждало опасения Антанты. Советская материальная помощь сыграла значительную роль в военных успехах кемалистов. Теперь страны Антанты, убедившись в неизбежности фактического признания кемалистского и большевистского правительств, стали прилагать все усилия, чтобы не иметь с ними дел одновременно (отказ от приглашения кемалистов в Геную, ограничение советского участия в Лозаннской конференции). Французы фактически вступили с московским правительством в дипломатическую борьбу за влияние в Анкаре, которую кемалисты использовали в собственных интересах. Наличие серьезных разногласий между Москвой и Анкарой отдаляло два революционных правительства друг от друга, что в конечном итоге позволило странам Антанты (в первую очередь Великобритании) фактически нейтрализовать влияние Советской России на Восточный вопрос.
История Восточного вопроса после Первой мировой войны наглядно демонстрирует влияние фактора национализма на международные отношения.
Как уже отмечалось, главными проводниками британской политики на Ближнем Востоке выступали Греция и арабское правительство Фейсала. При этом Фейсал играл роль препятствия, призванного затруднить утверждение французов в Сирии, а Греция — роль наемного солдата, призванного выполнить наиболее грязную и тяжелую работу. Франция в своей политике пыталась опираться на некоторые христианские общины Сирии и, отчасти, на киликийских армян, но подобная практика создавала больше проблем, чем решала. Еще в конце 1919 года французы стали присматриваться к кемалистам как к возможной опоре, а в 1921 году окончательно сделали на них ставку. Однако использовать кемалистов так же, как англичане использовали греков, было невозможно. Кемаль охотно принимал французскую помощь, но не считал себя обязанным как-то благодарить французов. Если киликийские армяне были слишком слабы, чтобы стать проводниками французской политики, то турецкие националисты оказались для этого слишком сильными. В итоге единственной опорой Франции оказались облигации Оттоманского долга и довоенные концессионные контракты. Отношения Франции с кемалистами являются примером неудачной попытки создания великой державой сферы влияния в Ближневосточном регионе.
