Вот оно, счастье - [101]

Шрифт
Интервал

– Привет.

– Превосходно, – проговорил Дюк. Все всегда складывалось легко и просто. Он засветил немножко Америки.

– Выздоровел? – спросила Ронни.

– Почти, – отозвался я, но вопрос был адресован Дюку.

– Не мог больше ждать, – ответил он и вскинул брови – ой-ёй! – словно ляпнул что-то грубое, и, вероятно, так оно и было, но среди нас, приятелей, это пустяки.

– Индюк? – По лестнице дробно застучали каблучки Чарли.

Заслышав свое прозвище, Дюк хихикнул.

Софи сверкнула на меня очами, чтоб я не предал ни ту ни другую ее сестру. Тут вошла Чарли, и я оказался в одной комнате со всеми тремя сестрами Трой и предельно далеко от собственной жизни.

– Ой, привет, – произнесла Чарли. Мы за секунду обменялись взглядами, курс обмена явно не в мою пользу, я остался, в общем, на бобах. – Прохлаждаться некогда, опоздаем, не рассиживайся, поехали, Индюк.

Он щелкнул пальцами на обеих руках и двинулся к ней.

– Рад познакомиться, Ниалл, – сказал он походя, никто из нас его не поправил, и они выплыли за дверь, словно сказочные созданья из другого мира.

(Через три года они поженятся, июньским днем, какой разочарует Фаху, поскольку предвкушение, зародившееся после первого объявления о помолвке – Почтеннейший доктор Джек Трой из Авалон-хауса рад объявить, – быстро убила весть о том, что свадьба состоится вне прихода. Но сперва в Фахе возникла лихорадка планирования. Газете с объявлением еще и дня не исполнилось, а миссис Куилли с места в карьер понесла свое грузное гузно в город к цветочнику. В автобусе ей четырежды удалось ввернуть в разговор светскую свадьбу. У цветочника она подпустила знатную лимерикскую семью и добавила вдогонку кивок, чтобы всем этим объяснить, до чего красиво все нужно будет устроить. Шли разговоры о брачных обетах, о Епископе и о Генделе, хор мобилизовали и перевели в режим удвоенных вечерних смен – и все это, пока Дилли Уолш, постоянно пытавшаяся увернуться от благословения собственной плодовитости, две недели спустя не вышла из приемной и не нанесла публике смертоносный удар из трех слов: “Не тут будет”. В день события, дабы не потерять лицо, миссис Куилли цветы не отменила. Фахское решение воплотилось в цветочной арке – во всяком случае, по названию, – возведенной у выезда с аллеи Авалона, и хор исполнил под дождем Генделя, когда в наемном темно-зеленом “райли”[120] с салоном, обитым бисквитной кожей, Хини, целиком облаченный в свадебный наряд, включая бутоньерку и всякое прочее, в комической шоферской кепке поверх тучи, вывез Доктора и невесту из ворот и направился к Лимерику, Чарли изобразила неспешное помахивание Королевы, какое отчасти было приветствием свите, а отчасти прощанием и вдохновило Джона П. на его бессмертное замечание: “Чисто породистая она”, а у Доктора, говорят, в усах мелькала тень улыбки – возможно, оттого, что он прозревал окончанье всему этому, и через два часа в редемптористской церкви Горы Святого Альфонса он его еще и услышал, когда мистер Дюк Харт шагнул вперед, взял невесту за руку и сказал: “Я беру тебя, Шарлотта”, и на том не стало больше Чарли Трой.)

– Ужасная она, – проговорила Софи. – Ужасная, ужасная, ужасная. – Вердикт вынесен, после чего она развернулась и вместе с книгой вышла вон из гостиной.

– Извини, – сказала Ронни.

– Нет. Все в порядке. Это моя оплошность. Я неверно понял.

Она улыбнулась – тому, как Чарли вечно всё прощали. Улыбка сотворила с ее лицом то же, что май – с садом.

– Поможешь мне теннисную сетку натянуть?

Через час, после продолжительных вытягиваний, распутываний и последующих вытягиваний, одного винта, сорванного при натяжении, одного падения, смеха и соглашения между Ронни и мной объявить эталоном натяжки сетку с непоправимым прогибом посередине, я прошел по аллее во всепроникающем вечернем свете, теперь без сомнения зная две вещи. В “Марс” я больше ни ногой. Гибель моя необратима: я влюблен во всех трех сестер Трой.

38

Может, в ту пору я этого не понимал, почти наверняка не понимал. Не понимал, что бывают в жизни времена, которые проходят, но не теряют блеска, а значит, никогда не умирают, и свет их по-прежнему в тебе. От судорожного сердца многочисленны утешенья. Среди них – способность улавливать музыку обыденности и быть чутким ко всему, что блестит, волнуется, трепещет. Шагая по аллее от Авалона мимо великих деревьев, облаченных в листву, с кронами, наполненными птичьим пением, я не печалился. Ощущал, что не пленен, а освобожден. Открылась дверь, и мир стал громаднее, полнее, разнообразнее, сложнее и богаче того, каким был, когда я только шел к этому дому. А еще я обрел первое понимание того, что, вопреки науке, сердце расширяется больше, чем сокращается.

Кое-что происходило еще и из-за сдвига, случившегося у меня внутри. Я понял, что ни на Софи, ни на Чарли, ни на Ронни жениться не выйдет, зато можно любить их все равно и быть в таинстве этом счастливым.

Все это к тому, что я отправился мимо канав, замечая, как костяшки на кулаках терновников облекаются цветками, и вошел в деревню легким шагом человека с открытым сердцем.

Тогдашние вечера нисходили подобно расшитым покровам, теплые и синие, прежде чем проступали звезды, живое воплощение тихого, уступчивого уюта, который есть в слове


Еще от автора Нейл Уильямс
Четыре письма о любви

Никласу Килану было двенадцать лет, когда его отец объявил, что получил божественный знак и должен стать художником. Но его картины мрачны, они не пользуются спросом, и семья оказывается в бедственном положении. С каждым днем отец Никласа все больше ощущает вину перед родными… Исабель Гор – дочь поэта. У нее было замечательное детство, но оно закончилось в один миг, когда ее брат, талантливый музыкант, утратил враз здоровье и свой дар. Чувство вины не оставляет Исабель годами и даже толкает в объятия мужчины, которого она не любит. Когда Никлас отправится на один из ирландских островов, чтобы отыскать последнюю сохранившуюся картину своего отца, судьба сведет его с Исабель.


История дождя

«История дождя», под звуки которого происходят значимые события в жизни девочки по имени Рут, — это колоритное смешение традиций, мифов и легенд. Рут не выходит из дома из-за неизвестной болезни. Она окружена книгами, которые принадлежали ее отцу Вергилию. Девочка много читает и однажды решает создать собственную версию жизни Вергилия. Она начинает издалека, с юности Абрахама, отца ее отца, который, чудом уцелев во время войны, покидает родной дом и отправляется в поисках удачи в живописную Ирландию. История Рут — это сказ о бесконечном дожде, который однажды обязательно закончится.


Рекомендуем почитать
Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.


Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.