Восстание девяти - [38]

Я виновато смотрю на Крейтона. Я подхожу, чтобы взять свой Ларец у него, но он просто мягко меня отодвигает.

— Пока я у вас есть, Марина. Скоро, я уверен, вы должны будете нести свое бремя в одиночку, но я буду помогать, пока смогу.

Мы идем еще несколько минут, пока путь вдоль горного хребта внезапно не заканчивается крутым утесом. Мы в нескольких сотнях метров от вершины, и я смотрю на Гималаи, расположенные слева от меня. Горы огромны и кажутся бесконечными. Это захватывающее зрелище, которое, надеюсь, я буду помнить всегда.

— Так, теперь куда? — спрашивает Шестая, скептически осматривая гору. — Нет никакого пути, которым мы можем пойти прямо к вершине. Кажется, нет больше других вариантов, хотя…

Восьмой указывает на два высоких, громадных валуна прислоненных к склону горы, и затем сжимает руку. Камни отделяются, показывая кривую каменную лестницу, которая вьется кругами и ведет внутрь скалы. Мы следуем за Восьмым до лестницы. Я чувствую клаустрофобию и уязвимость. Если кто-то следует за нами, никакого выхода нет.

— Почти пришли, — говорит Восьмой через плечо.

Лестницы настолько холодные, что их холод просачивается через мои ноги и тело. Наконец они приводят нас к огромной каменной пещере, вырезанной в горе.

Мы вливаемся в нее, озираясь в страхе. Потолок высится в паре сотен футов, а стены гладкие и полированные. В одну из стен врезаны две глубокие вертикальные линии, нескольких футов в высоту, расположенные в пяти футах друг от друга. Между линиями находится маленький синий треугольник, с тремя изогнутыми линиями горизонтально вырезанными над ним.

— Должно быть, это дверь? — спросила я, следуя глазами за линиями.

Восьмой отступает в сторону, чтоб нам было лучше видно.

— Не должно быть — это дверь. Это дверь в самые отдалённые уголки Земли.

Глава 14

Я натянул свою толстовку на голову и сгорбил плечи. Девятый одет в грязную детскую шапку и потрескавшиеся солнцезащитные очки, предметы он нашел в железнодорожном парке, где мы спрыгнули. После часа ходьбы на юг, мы стоим на платформе, прислонившись к стене в ожидании другого поезда. Один только что подъехал. Чикагцы называют его Эль[2]. Сундуки в наших руках выделяются на фоне портфелей и рюкзаков других пассажиров, и я делаю все возможное, чтобы выглядеть непринужденно. Берни Косар спокойно спит внутри моей рубашки, превратившись в хамелеона. Девятый все еще был немного зол, что я скептично считал, что вряд-ли кто-нибудь найдет безопасный дом в столь густо населенном районе. Я знаю, Генри бы никогда не выбрал бы столь небезопасное место.

Мы не говорим, когда поезд грохочет на станцию. Колокола звонят, двери разъехались, и Девятый повел меня в последний вагон. Когда поезд отъезжает, мы смотрим, как Чикаго медленно становится ближе.

— Пока что просто наслаждайтесь видом, — сказал Девятый. Он выглядит более спокойным, чем ближе мы подъезжаем к городу. — Я скажу тебе больше, когда мы выйдем.

Я раньше никогда не бывал в Чикаго. Мы чувствуем, что проезжаем миллионы зданий и домов, мы грохочем через различные районы. Улицы ниже полны автомобилей, грузовиков, людей, собак, детей, катающихся в колясках. Все выглядит таким счастливым и безопасным. Я не могу избежать желания быть одним из них. Просто ходить на работу или в школу, возможно гуляя с Сарой и попивая кофе. Нормальной жизни. Такая простая мысль, но она почти невозможна для меня. Поезд останавливается, люди потоком выходят, а другие садятся, чтобы попасть на него. В вагоне столько народу, что две девушки, блондинка и брюнетка вынуждены стоять, почти склонившись над нами.

— Как я говорил, — сказал Девятый, счастливо улыбаясь, — просто наслаждайся видом.

Через несколько минут, блондинка запнулась об Ларец под моими ногами.

— Ой, господи, ребята. Что это за гигантские коробки?

— Пылесосы. — Я нервничаю, и история Девятого со встречи с агентами первое, что пришло мне в голову. — Мы, э-э, продавцы.

— Правда? — спрашивает брюнетка. Она выглядит разочарованной. Я немного обвис, даже я сам разочарован в своей вымышленной жизни.

Девятый снял треснутые солнцезащитные очки и толкнул меня локтем в бок.

— Это была шутка. Мой друг думает, что он такой забавный. На самом деле, мы работаем на коллекционера искусств и берем эти артефакты для Художественного института в Чикаго.

— Вау, да? — спрашивает блондинка. Две девушки довольно взглянули друг на дружку. Блондинка повернулась снова к нам, заправила волосы за ухо.

— Я учусь там, студентка!

— Серьезно? — спрашивает Девятый с довольной улыбкой.

Брюнетка наклоняется, с любопытством глядя на причудливую резьбу на крышке моего Ларца. Мне не нравится то, что она так близко к нему.

— Итак, что же внутри? Сокровище пиратов?

Мы не должны говорить с ними. Мы не должны говорить ни с кем.

Мы не просто подростки, пытающиеся смешаться с людьми вокруг нас. Мы иностранные беглецы, которые запросто уничтожили целый парк правительственных автомобилей. Знай они, что за мою голову назначена награда, я уверен, они оставили бы нас одних вместе с Девятым прямо сейчас. Мы должны скрываться непонятно где, в Огайо или даже на западе. Где угодно, только не сидеть в переполненном поезде в середине Чикаго, флиртуя с девушками. Я открываю рот, чтобы сказать, что сундуки пусты, чтобы заставить их прекратить задавать свои вопросы и оставить нас в покое, но Девятый говорит первым.