Воспоминания японского дипломата - [41]

В то время у власти находился так называемый "Кабинет землетрясения” Ямамото. Министр иностранных дел Идзюин Хикокити. у которого были разные планы, касающиеся России и Китая, сам сожалел о невозможности их выполнения ввиду своего преждевременного ухода с поста при общей отставке Кабинета из-за инцидента у Тораномон. Вскоре этот масштабно мыслящий и проницательный политик неожиданно скончался, что поистине достойно сожаления.

В январе 1924 года Советское правительство испытало сильный шок в связи со смертью Ленина, но, как стало очевидно, заложенный им фундамент оказался прочным. В феврале Великобритания, Италия и страны Северной Европы официально признали СССР, поддержав тем самым новое правительство. Однако японская оккупация российских территорий на Дальнем Востоке все еще продолжалась, и честь и интересы России не позволяли ей оставлять эту ситуацию без внимания. Поэтому Карахан, назначенный посланником в Китай, в сентябре 1924 года вступил в контакт с нашим министром-посланником в Пекину Ёсидзава. В то время в Токио на смену Кабинету Ямамото пришел Кабинет Киёура, и реализация программы ликвидации последствий землетрясения только-только началась. Разъяснив новому министру иностранных дел Мацуи суть предыдущих переговоров с Россией, я рекомендовал ему учесть, что скорое решение российской проблемы соответствует нашим интересам, и откликнуться на предложение Карахана. Министр Мацуи сразу же поручил мне подготовить проект решения Кабинета. Я, не откладывая, выполнил задание и утвердил проект у директора Европейско-Американского бюро Хирота, который по причине болезни находился дома, и у заместителя министра Мацудайра. Знакомясь с документом, директор Хирота указал, что в силу внутренних и внешних причин необходимо заставить Россию подтвердить Портсмутский договор. Требованию о его признании предстояло стать одним из основных принципов нашей политики, и впоследствии оно было четко зафиксировано в Пекинской конвенции.

Министр-посланник Ёсидзава получил инструкцию начать переговоры, и, в соответствии с решением Кабинета, наше предложение было представлено российской стороне. Довольно скоро после начала переговоров на смену Кабинету Киёура пришел Кабинет партии “Минсэйто” во главе с премьером Като Комэй, а министром иностранных дел стал барон Сидэхара. Министр-посланник Ёсидзава был отозван в Токио на совещание с руководством. Командование ВМФ, жизненно заинтересованное в нефти Северного Сахалина, настаивало на сохранении тамошних нефтепромыслов за Японией, и Ёсидзава получил задание отправиться туда для инспекции на месте. Затем он вернулся в Пекин и продолжил переговоры. Давнюю и самую трудную проблему кредита и прав частной собственности удалось урегулировать довольно просто: согласно достигнутой договоренности, в дальнейшем для японских кредитов и прав устанавливался не менее благоприятный режим, чем для кредитов и прав других стран.

В связи с проблемой договоров стороны пришли к согласию о подтверждении Советским Союзом Портсмутского договора, но все остальные договора подлежали пересмотру в соответствии с новой ситуацией. После довольно долгих споров удалось решить проблемы торгового договора и запрета на пропаганду. Русские согласились выразить сожаление по поводу инцидента в Николаевске. В вопросе о концессиях стороны пришли к соглашению о предоставлении Советским Союзом японским бизнесменам долгосрочных концессий на добычу нефти и угля на севере Сахалина. Японцы получили право на разведку месторождений нефти, но открытые нефтяные скважины подлежали совместной эксплуатации. Что касается этого метода совместной эксплуатации, то после длительных дискуссий мы, в соответствии с мнением наших военно-морских экспертов, согласились с предложением русских. В результате переговоров в январе 1925 года была, наконец, заключена Пекинская конвенция. Министр иностранных дел Сидэхара относился к этим переговорам с большой серьезностью, и, поскольку текст конвенции был составлен на английском языке, он проявлял особо пристальный интерес к редактированию и поправкам. Это дало мне возможность значительно расширить свои познания в сфере технических аспектов дипломатии.

Тем временем в Токио открылось посольство России, и прибыл посол Копп. Представители отраслей промышленности, заинтересованные в концессиях на севере Сахалина, отправились в Москву для детального обсуждения их условий. Танака Токити стал послом Японии в Москве. Таким образом, дипломатические отношения между двумя странами постепенно восстановились. К тому времени назрела необходимость в пересмотре договоров о торговле и рыболовстве, но Европейско-Американское бюро этими вопросами непосредственно не занималось, так как они находились в ведении Торгового управления МИД.

Итак, повторяю, отношения с Россией, над которыми я усердно трудился пять лет, шаг за шагом восстановились. Как-то раз, отвечая на вопрос директора Бюро Хирота, я высказал пожелание поработать за границей. Вскоре он неофициально предложил мне занять должность старшего секретаря посольства в Вашингтоне, и я с готовностью согласился.