Воспоминания японского дипломата - [144]

Хотя к тому времени, когда заседание Кабинета было прервано, дискуссия еще не завершилась, было очевидно, что общее мнение склонялось в пользу создания нового министерства. Чувствуя невозможность предпринять что-то еще для того, чтобы заблокировать такое решение, и заключив, что мне не следует беспокоить императора дальнейшими осложнениями, я подал в отставку. Я оставил свой пост в тот самый день, 1 сентября, когда Кабинет утвердил план Тодзё. На следующий день я в его присутствии обрисовал ход событий сотрудникам министерства иностранных дел. Портфель министра иностранных дел временно перешел к Тодзё.

Кое-кто, плохо разбираясь в политике, рассматривал эти противоречия по поводу министерства по делам Великой Восточной Азии просто как проявления ревностного отношения министерства иностранных дел к границам своей юрисдикции. Это неверное суждение опровергается множеством фактов. Так, сообщение Симада о нежелании императорского двора доводить дело до смены кабинета доказывает, что вопрос касался самых основ государственной политики, ибо споры о юрисдикции не могут грозить свержением кабинетов. Среди других доказательств можно сослаться как на пожелание императора о необходимости уделять особое внимание политике в отношении Китая, выраженное в связи с обсуждением в Тайном Совете проекта создания нового министерства, так и на ход дискуссии в нем, о чем говорилось выше.

Как мне стало известно, Тодзё и его фракции моя отставка далась нелегко. Им пришлось давать о ней апологетические разъяснения на высоком уровне, и они даже заявили, что я вышел в отставку по личным причинам. Тем временем проект императорского указа о создании нового министерства был оперативно представлен Тайному Совету, и предполагалось, что после утверждения его там министерство откроет двери 1 октября. Однако моя отставка настолько взбудоражила общественное мнение, что Тайный Совет отложил даже рассмотрение этого вопроса на более позднюю дату. Некоторые хотели, чтобы я продолжал работать и таким образом мешал бы Тодзё осуществлять характерный для него авторитарный стиль руководства правительством. Но я, тем не менее, решил на время воздержаться от любой подобного рода деятельности, учитывая, что непосредственной причиной моего ухода был этот конкретный и узкий политический вопрос. Те из сотрудников министерства иностранных дел, кто резко не одобрял создание нового министерства, настойчиво уговаривали меня представить членам Тайного Совета материалы, которые усилили бы оппозицию, но я посоветовал им отказаться от идеи подобных интриг и, стремясь избежать дальнейших волнений, уехал в Каруидзава.

При всем при том правительственный план был встречен в штыки на заседании Тайного Совета, где состоялась весьма нелицеприятная дискуссия, в ходе которой некоторые члены Совета даже призвали правительство отозвать проект. Адмирал Судзуки, вице-председатель Тайного Совета и председатель его Аналитической комиссии, в частности, сказал: "Это предложение основано не на справедливости, а на голой силе”. Но позиция Тодзё была настолько бескомпромиссной, что, в конце концов, большинство участников заседания поддержало проект. Однако на официальном заседании не удалось обеспечить привычное единогласие, ибо советники Исии и Минами проголосовали против. Действия большинства членов Тайного Совета объяснялись тем, что их дальнейшее сопротивление могло бы привести к смене кабинета, а вмешательство Тайного Совета в политику считалось нежелательным. Объяснение это не выглядит слишком убедительным. Похоже, проект был одобрен весьма неохотно и одобрен по различным соображениям. Учитывая эти обстоятельства, император, санкционируя создание нового министерства, приказал уделять особое внимание политике по отношению к Китаю. После всех этих проволочек министерство по делам Великой Восточной Азии приступило к работе в ноябре.

ГЛАВА 3. Частное лицо

После выхода из Кабинета Тодзё я не занимал никаких официальных постов, если не считать места в Палате пэров, и до апреля 1945 года, когда я стал членом Кабинета Судзуки, в основном проводил время в сельской тиши Каруидзава. В этот период я несколько раз навещал свою престарелую мать на родине в Кагосима, а в конце 1944 года вновь наведался туда, чтобы оплакать ее кончину. Но так как из-за усиления воздушных налетов и нехватки продовольствия поездки становились Все более затруднительными, мне, в конце концов, пришлось делить свое время только между Токио и Каруидзава.

Став обычным частным гражданином, я, тем не менее, с неизменным интересом следил за ходом войны. Высадка американцев на Гвадалканале в августе 1942 года знаменовала собой начало их первой наступательной операции. В то время, убедившись в правоте своих частых рекомендаций о необходимости укреплять боевую мощь Японии, я вновь и вновь повторял свои аргументы Тодзё, на которые он обращал мало внимания. Высшее командование, по всей видимости, рассудило, что с вторжением на Гвадалканал можно легко покончить, но наши операции неизменно проваливались одна за другой, и 31 декабря было принято решение оставить остров. Дальнейшая хроника военных действий представляла собой сплошную череду наших отступлений. Причины их были достаточно просты. Именно из-за того, что военное командование недооценило противника, Япония в сражении у Мидуэя в июне 1942 года потеряла четыре из шести крупных авианосцев и большое число опытных летчиков. Именно из-за того, что военное командование считало само собой разумеющейся возможность заполучить достаточное количество транспортов, оно раскидало сухопутные силы по многим отдаленным островам за пределами нашей зоны притяжения, т.е. по периметру, явившемуся результатом многолетних стратегических штудий и представленному нам перед началом войны. Но противник не только в максимальной степени использовал достижения научного прогресса в сфере авиации, радиолокации, определения подводными лодками дистанции по звуковому методу и других областях, но и научно спланировал свое продвижение, медленно, но верно одерживая верх в столкновениях с нашими силами. Причину неудач с японской стороны я видел в том, что все рода наших войск, опьяненные первым успехом на Гавайях, полагались на безудержно безрассудные рывки, главную роль в которых играла просто личная храбрость.