Воспоминания о передвижниках - [6]
Уехав с семьей из Москвы в родные места, на Дон, Минченков угодил здесь в самый водоворот гражданской войны. Проскитавшись по Дону и Северному Кавказу, переболев всеми тифами, в 1920 году очутился в Майкопе. Тут на протяжении нескольких лет он состоял «профессором на кафедре искусствоведения» в Институте народного образования, заведовал художественными отделами в РОСТа и Майкопском политпросвете, руководил самодеятельной изостудией. За работы студийцев, показанные на местной художественной выставке (где участвовал и он сам), получил благодарность от Майкопского исполкома.
В 1922 году Минченков перебрался в станицу Каменскую (впоследствии Каменск-Шахтинский Ростовской области). Надо сказать, что личная судьба его вообще сложилась не очень счастливо. Художественные способности явно не получили должного развития — до революции этому мешала административная деятельность, необходимость постоянного заработка, которого художественный труд не мог бы обеспечить, в более поздние годы им было уже не расцвести. Утомленный болезнями и жизненными невзгодами, Минченков обосновался в маленьком городке, отдаленном от центров культурной жизни, лишенном широкой профессиональной среды. И все же, несмотря на то, что его неоднократно и настойчиво звали друзья, старые передвижники, ставшие видными деятелями советского искусства, — В. И. Бакшеев, Н. А. Касаткин, В. К. Бялыницкий-Бируля, — Минченков не переселился в столицу, найдя и здесь, в глубокой тогда провинции, применение своим силам, достойное всяческого уважения.
Он участвовал в организации художественных студий при Каменских педагогических курсах и при детском городке, заведовал этими студиями и руководил там занятиями по рисунку и живописи. Преподавал также историю искусства в школе и педагогическом техникуме. Бывшие его ученики до сих пор хранят благодарную память о нем. Он активно участвовал в пропаганде и распространении искусства на периферии, вел большую просветительную работу среди учащихся и населения: устраивал беседы и лекции по искусству, учил своих слушателей понимать и любить творчество русских художников, делился воспоминаниями о встречах с ними. В одном из писем И. Е. Репину (от 16 декабря 1925 г.) Минченков сообщал о своей работе в педагогическом техникуме: «Взрослые ученики интересуются историей искусств. Получение Вашей карточки совпало с прохождением реализма в живописи. И надо было видеть, с каким жадным интересом рассматривали ученики Вашу новую карточку — творца „Иоанна Грозного“, „Крестного хода“, „Бурлаков“ и проч. без конца. Снимки некоторых картин у нас есть под рукой. Списываемся с Берлином, хотим приобрести такой волшебный фонарь, чтобы можно было передать на экране всякий снимок, и тогда начнем лекции для большой публики по искусству…» В другом письме к нему же (от 20 мая 1927 г.) рассказывалось: «Сидим мы в учительской (все преподаватели школы второй ступени), и вбегает маленький мальчик 1-го класса с криком: „Скажите — жив и здоров Репин и где живет, мы в классе поспорили о нем?“ За Вас мне радостно: детвора спорит о Вас, горячо интересуется Вашей жизнью. Я сказал, где Вы живете, а о здоровье обещал ответить, когда получу от Вас весть. Прихожу домой — Ваше письмо. На другой день ребята кричали: „Наша взяла, Репин жив, здоров, живет в Финляндии!“ Мне кажется — Вам должно легко, легко житься в сознании того, что Вы сделали для страны и для всех нас…» И еще одна выдержка из письма И. Е. Репину от 28 июля 1929 года: «Осенью устраиваю здесь выставку работ своих учеников, лично своих и некоторых товарищей, обещающих прислать этюды. Составится небольшой музей, крайне полезный для нашего городка».
Так, верный основной идее Товарищества, деятельный и общительный по натуре, старый передвижник стремился в меру своих сил по-прежнему быть полезным и нужным людям.
Его деятельность в послереволюционное время — ценная страничка из истории художественной жизни так называемой периферии. Минченков принадлежал к многочисленным труженикам, нередко безвестным, чьими руками насаждались и распространялись в те годы ростки подлинной культуры среди впервые приобщавшихся к ней широчайших народных масс.
Все эти годы он не прекращал занятий живописью — писал пейзажи родных мест, жанровые композиции, портретные этюды. Мечтал написать портрет своего знаменитого земляка М. А. Шолохова, но замысел не осуществился. Местонахождение большинства произведений Минченкова неизвестно, основные погибли в годы Великой Отечественной войны. До нас дошли немногие работы из числа выполненных в Майкопе и Каменске-Шахтинском, не поддающиеся более определенной датировке и, вероятно, не слишком показательные. Есть еще несколько фотоснимков, столь же случайных. Вот почему судить о Минченкове-живописце сейчас крайне затруднительно.
То, что нам теперь знакомо, — это живопись тихая, скромная по средствам, но не лишенная лирического чувства. Художника интересуют смена времен года, различные состояния природы, которые он передает с бесхитростным стремлением к правде образа, понимаемой в традициях позднепередвижнического пейзажа. Кисть его, быть может, слишком скованна, колористические возможности ограниченны, хотя иной раз ему удается, оставаясь в пределах неброских, серых гамм, найти приятное для глаза решение (таков этюд «Туманное утро», удачно сгармонированный в серебристой, зеленовато-серой тональности). Порой пейзажный сюжет оживляется вкраплением жанровых мотивов. В «Зимней дороге» — заснеженное поле, чахлые деревца, у горизонта полоска догорающего бледного заката, а в центре — сани с путником, спешащим добраться к жилью до наступления ночи. Мотив опять-таки традиционен, чтобы не сказать банален, но в его трактовке ощутимо чувствуется нечто свое, частичка вложенного художником искреннего переживания. По размерам крупнее других картина «Вечер на Дону» (начало 1930-х гг.), где заметна попытка создать обобщенный образ родного края
«…С воспоминаниями о Касаткине у меня связываются воспоминания и о моей школьной жизни в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, так как при Касаткине я поступил в Училище, он был моим первым учителем и во многом помогал в устройстве моей личной жизни. … Чтя его как учителя и друга, я все же в обрисовке его личности стараюсь подойти к нему возможно беспристрастнее и наряду с большими его положительными качествами не скрою и черт, вносивших некоторый холод в его отношения к учащимся и товарищам-передвижникам…».
«…Познакомился я с Поленовым, когда окончил школу и вошел в Товарищество передвижников. При первой встрече у меня составилось представление о нем, как о человеке большого и красивого ума. Заметно было многостороннее образование. Поленов живо реагировал на все художественные и общественные запросы, увлекался и увлекал других в сторону всего живого и нового в искусстве и жизни. Выражение лица его было вдумчивое, как у всех, вынашивающих в себе творческий замысел. В большой разговор или споры Поленов не вступал и в особенности не выносил шума, почему больших собраний он старался избегать…».
«Беггров был постоянно чем-то недоволен, постоянно у него слышалась сердитая нота в голосе. Он был моряк и, быть может, от морской службы унаследовал строгий тон и требовательность. В каком чине вышел в отставку, когда и где учился – не пришлось узнать от него точно. Искусство у него было как бы между прочим, хотя это не мешало ему быть постоянным поставщиком морских пейзажей, вернее – картин, изображавших корабли и эскадры…».
«…К числу питерцев, «удумывающих» картину и пишущих ее более от себя, чем пользуясь натурой или точными этюдами, принадлежал и Шильдер. Он строил картину на основании собранного материала, главным образом рисунков, компонуя их и видоизменяя до неузнаваемости. Часто его рисунок красивостью и иногда вычурностью выдавал свою придуманность. У него были огромные альбомы рисунков деревьев всевозможных пород, необыкновенно тщательно проработанных. Пользуясь ими, он мог делать бесконечное множество рисунков для журналов и различных изданий…».
«…Он был небольшого роста, крепкого телосложения, точно налит свинцом: лицо его выражало деловитость, озабоченность, какая бывает у врачей или бухгалтеров, но не имело ярко выраженных черт, было довольно прозаично и не останавливало на себе особого внимания. Из-под широких полей мягкой шляпы виднелись густые усы и борода клином.На нем было пальто по сезону, а в руках толстая сучковатая палка. Походка была твердая, быстрая, решительная. Постукивая на ходу своей увесистой дубинкой, человек этот мало уделял внимания своей улице и тупику.
«Если издалека слышался громкий голос: «Это что… это вот я же вам говорю…» – значит, шел Куинджи.Коренастая, крепкая фигура, развалистая походка, грудь вперед, голова Зевса Олимпийского: длинные, слегка вьющиеся волосы и пышная борода, орлиный нос, уверенность и твердость во взоре. Много национального, греческого. Приходил, твердо садился и протягивал руку за папиросой, так как своих папирос никогда не имел, считая табак излишней прихотью. Угостит кто папироской – ладно, покурит, а то и так обойдется, особой потребности в табаке у него не было…».
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.