Воспоминания о передвижниках - [4]

Шрифт
Интервал

Группа передвижников перед открытием XLII передвижной выставки в помещении Общества поощрения художеств в Петербурге. Фотография. 1914. Слева направо: сидят, 1-й ряд — П. И. Келин, М. М. Зайцев; 2-й ряд — С. Ю. Жуковский, Е. Е. Волков, Н. П. Богданов-Бельский, А. В. Маковский, П. А. Брюллов, В. Е. Маковский, Н. А. Касаткин; стоят — А. Н. Шильдер, В. К. Бялыницкий-Бируля, А. М. Корин, Н. Ф. Холявин, В. Н. Бакшеев, Я. Д. Минченков, Н. Н. Дубовской, Н. К. Бодаревский, А. В. Скалон

Мы не случайно начали с этой фотографии: на ней представлены многие из тех, с кем читатель встретится на страницах предлагаемой книги в качестве ее героев. А вот и ее автор: позади изображенных виден скромно отступивший на второй план человек, нестарый еще, худощавый, с «чеховской» бородкой, задумчивым выражением лица. Это — Яков Данилович Минченков. Сам тоже художник, он состоял до революции на протяжении двух десятков лет бессменным «заведующим» передвижными выставками (или «уполномоченным Товарищества», как еще называлась эта должность, — мы бы сказали администратором), а много времени спустя, на склоне лет, в значительной мере неожиданно для самого себя написал книгу о тех, чьим спутником, помощником, часто другом он был в минувшие годы.

Выход в свет книги Минченкова отделен от этого снимка, запечатлевшего многих ее героев и самого автора, четвертью века, — «Воспоминания о передвижниках» впервые появились на книжных прилавках в 1940 году. Книге не очень повезло тогда с критикой, всего два отклика появились в печати. Но зато один из них принадлежал Корнею Чуковскому. Ему пришлась по душе «талантливая, блещущая горячими красками книга», и он не скупился на похвалы, рекомендуя ее читателю: «Многим писателям следовало бы поучиться у Минченкова мастерству литературного портрета… Книга Минченкова — неровная, порой дилетантская, но в ней — бесценный биографический и бытовой материал, разработанный темпераментной, сильной рукой, и пренебрегать ею никак невозможно»>[1]. И верно, в отличие от критики, публика заметила книгу, любители искусства, которым удалось ее приобрести (тираж был даже по тому времени донельзя мал), читали и перечитывали томик в зеленом переплете, искусствоведы заглядывали в нее в поисках нужных фактических сведений. А еще много лет спустя, в 1959–1964 годах, были выпущены одно за другим четыре переиздания, нараставшими тиражами, которые сразу же расходились. И тогда окончательно стало ясно, что книга Минченкова с честью выдержала испытание временем, что она не просто интересна, даже завлекательна для чтения, но и являет собою ценный литературный памятник, прочно вошедший в круг основных мемуарных источников по истории отечественной художественной культуры, в частности, такого важного ее явления, каким было передвижничество.

Автору, однако же, не привелось изведать радостных минут успеха. В момент выхода первого, довоенного издания его уже не было в живых. Между тем об этом мало кто знал, как, впрочем, мало кому из читателей говорило что-либо имя Я. Д. Минченкова, стоявшее на переплете. Случилось так, что и дальше, при всей популярности книги, личность ее автора оставалась в тени, и этот интересный человек с его своеобразно сложившейся судьбой оказался несправедливо забыт.

Причины тому были разные, и одна из них — он сам.

Помнится, кто-то из писателей утверждал, что мемуаристы — люди крайне недостоверные, ибо преследуют лишь одну цель: так переиначить историю, чтобы в ней и для них нашлось подходящее местечко. Что и говорить, существует немало воспоминаний, где авторские субъективность и тенденциозность различимы невооруженным глазом. Но разве мало известно противоположных примеров, когда мемуарист стремится искренне, без прикрас поведать обо всем, что он знает, видел, пережил, и отодвигает собственную особу на задний план, чтобы тем шире представить глазам читателя правдивую картину среды и эпохи? Такова книга Минченкова. Автор здесь — совсем как на той фотографии — отступает в тень; он говорит о себе только в случаях, где это вызывается, так сказать, сюжетной необходимостью, и упрекнуть его можно, пожалуй, как раз за чрезмерную скупость в рассказе о самом себе. Результатом этого явилось то обстоятельство, что долгое время в литературе буквально ничего о нем, даже элементарных биографических данных, нельзя было найти. Лишь при подготовке в конце 1950-х годов переиздания «Воспоминаний о передвижниках» удалось разыскать и частично опубликовать сведения об авторе, пролившие свет на его жизнь и деятельность>[2].

Яков Данилович Минченков родился 19 марта 1871 года на хуторе Верхне-Теплом, Луганской станицы, бывшей Области Войска Донского.

Происходил он из старого казачьего рода: дед его погиб в русско-турецкую войну. Отец, Даниил Петрович, был священником, однако обладал взглядами, отнюдь не типичными для представителей этого сословия: был он образован и начитан, преклонялся перед Чернышевским и считал себя «человеком шестидесятых годов». Подобное же направление мыслей он передал сыну, который начал обучаться в духовной семинарии, но был исключен оттуда «за вольнодумство».


Еще от автора Яков Данилович Минченков
Касаткин Николай Алексеевич

«…С воспоминаниями о Касаткине у меня связываются воспоминания и о моей школьной жизни в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, так как при Касаткине я поступил в Училище, он был моим первым учителем и во многом помогал в устройстве моей личной жизни. … Чтя его как учителя и друга, я все же в обрисовке его личности стараюсь подойти к нему возможно беспристрастнее и наряду с большими его положительными качествами не скрою и черт, вносивших некоторый холод в его отношения к учащимся и товарищам-передвижникам…».


Поленов Василий Дмитриевич

«…Познакомился я с Поленовым, когда окончил школу и вошел в Товарищество передвижников. При первой встрече у меня составилось представление о нем, как о человеке большого и красивого ума. Заметно было многостороннее образование. Поленов живо реагировал на все художественные и общественные запросы, увлекался и увлекал других в сторону всего живого и нового в искусстве и жизни. Выражение лица его было вдумчивое, как у всех, вынашивающих в себе творческий замысел. В большой разговор или споры Поленов не вступал и в особенности не выносил шума, почему больших собраний он старался избегать…».


Беггров Александр Карлович

«Беггров был постоянно чем-то недоволен, постоянно у него слышалась сердитая нота в голосе. Он был моряк и, быть может, от морской службы унаследовал строгий тон и требовательность. В каком чине вышел в отставку, когда и где учился – не пришлось узнать от него точно. Искусство у него было как бы между прочим, хотя это не мешало ему быть постоянным поставщиком морских пейзажей, вернее – картин, изображавших корабли и эскадры…».


Шильдер Андрей Николаевич

«…К числу питерцев, «удумывающих» картину и пишущих ее более от себя, чем пользуясь натурой или точными этюдами, принадлежал и Шильдер. Он строил картину на основании собранного материала, главным образом рисунков, компонуя их и видоизменяя до неузнаваемости. Часто его рисунок красивостью и иногда вычурностью выдавал свою придуманность. У него были огромные альбомы рисунков деревьев всевозможных пород, необыкновенно тщательно проработанных. Пользуясь ими, он мог делать бесконечное множество рисунков для журналов и различных изданий…».


Богданов Иван Петрович

«…Он был небольшого роста, крепкого телосложения, точно налит свинцом: лицо его выражало деловитость, озабоченность, какая бывает у врачей или бухгалтеров, но не имело ярко выраженных черт, было довольно прозаично и не останавливало на себе особого внимания. Из-под широких полей мягкой шляпы виднелись густые усы и борода клином.На нем было пальто по сезону, а в руках толстая сучковатая палка. Походка была твердая, быстрая, решительная. Постукивая на ходу своей увесистой дубинкой, человек этот мало уделял внимания своей улице и тупику.


Куинджи Архип Иванович

«Если издалека слышался громкий голос: «Это что… это вот я же вам говорю…» – значит, шел Куинджи.Коренастая, крепкая фигура, развалистая походка, грудь вперед, голова Зевса Олимпийского: длинные, слегка вьющиеся волосы и пышная борода, орлиный нос, уверенность и твердость во взоре. Много национального, греческого. Приходил, твердо садился и протягивал руку за папиросой, так как своих папирос никогда не имел, считая табак излишней прихотью. Угостит кто папироской – ладно, покурит, а то и так обойдется, особой потребности в табаке у него не было…».


Рекомендуем почитать
Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).


Страсть к успеху. Японское чудо

Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Джоан Роулинг. Неофициальная биография создательницы вселенной «Гарри Поттера»

Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.


Ротшильды. История семьи

Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.