Воспоминания о передвижниках - [7]
Приходится сожалеть о том, что многие произведения Минченкова до нас не дошли. Возможно, в их числе оказались бы и вещи более значительные, но от каких-либо суждений на сей счет, неизбежно произвольных, лучше воздержаться.
Прочное место среди увлечений Минченкова, человека разносторонних способностей, занимала музыка. Вполне профессионально владея скрипкой, он неизменно принимал участие в музыкальных вечерах, которые устраивались передвижниками в товарищеском кругу. Позднее, в Майкопе, выступал в публичных концертах, а в Каменске-Шахтинском даже преподавал музыку в педагогическом техникуме и руководил любительским симфоническим оркестром, который пользовался в городе большой популярностью. «Здесь в прошлые годы, — писал Минченков в одном из писем>[5], — я собрал маленький оркестр и дал 25 показательных концертов. Дело довел до симфоний Моцарта, Бетховена и Чайковского на удивление приезжающим из столиц. Переписал 300 нотных листов и сделал массу переложений…»
Пробовал он свои силы также в области скульптуры. Имеются сведения (подлежащие, впрочем, уточнению), что в 1921 году в Майкопе Минченковым и местным скульптором Чикельдиным был сооружен памятник Жертвам Революции, а в 1930-х годах в Каменске-Шахтинском на центральной улице был установлен выполненный им с помощью его учеников памятник В. И. Ленину.
И наконец, совершенно очевидна литературная одаренность этого содержательного и интересного человека, неопровержимо засвидетельствованная его книгой.
Воспоминания писались Мннченковым в последние годы жизни. О начале работы над ними он упоминал в письме И. Е. Репину от 20 мая 1927 года: «Мои качества состоят лишь в том, что я горячо любил не только искусство, но всех и все, что с ним было связано. И сейчас… я восторгаюсь даже самым малым из среды наших товарищей передвижников… А о больших товарищах я много и много помню и начинаю даже писать…» Годом позже (15–28 июля 1928 г.) он говорит об этом подробнее: «У меня под напором советов от разных лиц, интересующихся искусством, явилась горделивая мысль: написать воспоминания о художниках-передвижниках. Пусть это будут мелочи из их жизни, но часто в них вырисовывается лицо художника-товарища. Ведь были же интересны „Мелочи архиерейской жизни“ Лескова? Насколько же интереснее должны быть мелочи громадных художников. Вы скажете, что первые интересны от таланта Лескова, от его языка, но я верю и в то, что „правда возвышает язык“… а так как я лгать не буду, то и в моих записках, может быть, окажется что ценным. Много материала, собранного мною в Москве, погибло, и приходится возобновлять все в памяти. Я со многими сталкивался, и многие передо мной стоят, как живые. Вот только бы суметь передать в слове. Писание облегчается тем, что я ни от кого ничего дурного к себе не встречал и никого не могу упомянуть худо, а хорошего для всех наберется много…»
Репин горячо приветствовал мысль о создании такой книги. Он писал Минченкову (9 августа 1928 г.): «Как хорошо, что Вы задумали вспомнить о передвижниках, вспомнить правдиво… без лести, без выдумок…» Поощряли предпринятое им и другие — В. К. Бялыницкий-Бируля, В. А. Гиляровский.
Рукопись была закончена в 1934 году и передана в московские издательства, где ее ожидали долгие годы мытарств. «Воспоминания о передвижниках» появились из печати лишь шесть лет спустя, уже после смерти автора — Минченков умер в Каменске-Шахтинском 18 мая 1938 года.
Виной проволочки, надо полагать, было несправедливо пренебрежительное отношение к наследию передвижников, порой наблюдавшееся в годы, когда пережитки вульгарно-социологических концепций сохраняли некоторое влияние в нашей искусствоведческой науке, накладывая свой отпечаток также на дело популяризации искусства, на музейную и издательскую практику.
Свой труд старый передвижник Минченков и задумал, видимо, как некий противовес этим тенденциям. «Вы ставите своей целью возбудить внимание к передвижникам и желание изучения их», — писал ему племянник Н. Н. Дубовского Н. И. Лагутин.
И надо сказать, что именно он, Минченков, имел все основания взять на себя осуществление этой задачи.
Человек, непосредственнейшим образом причастный к художественной жизни предреволюционных десятилетий, он провел много лет в самом тесном, повседневном общении с И. Е. Репиным и В. И. Суриковым, В. Д. Поленовым и И. И. Левитаном, Н. А. Касаткиным и Н. Н. Дубовским, и ему было что о них рассказать. На глазах его происходило множество событий, встреч, бесед, которые его зоркая наблюдательность приметила, память зафиксировала с удивительной точностью и полнотой, а незаурядный дар рассказчика помог передать с подкупающей живостью и достоверностью, языком хотя и не всегда безукоризненно правильным с точки зрения литературных норм, но зато неизменно сочным, красочным, метким, уснащенным доброй толикой юмора.
«…С воспоминаниями о Касаткине у меня связываются воспоминания и о моей школьной жизни в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, так как при Касаткине я поступил в Училище, он был моим первым учителем и во многом помогал в устройстве моей личной жизни. … Чтя его как учителя и друга, я все же в обрисовке его личности стараюсь подойти к нему возможно беспристрастнее и наряду с большими его положительными качествами не скрою и черт, вносивших некоторый холод в его отношения к учащимся и товарищам-передвижникам…».
«…Познакомился я с Поленовым, когда окончил школу и вошел в Товарищество передвижников. При первой встрече у меня составилось представление о нем, как о человеке большого и красивого ума. Заметно было многостороннее образование. Поленов живо реагировал на все художественные и общественные запросы, увлекался и увлекал других в сторону всего живого и нового в искусстве и жизни. Выражение лица его было вдумчивое, как у всех, вынашивающих в себе творческий замысел. В большой разговор или споры Поленов не вступал и в особенности не выносил шума, почему больших собраний он старался избегать…».
«Беггров был постоянно чем-то недоволен, постоянно у него слышалась сердитая нота в голосе. Он был моряк и, быть может, от морской службы унаследовал строгий тон и требовательность. В каком чине вышел в отставку, когда и где учился – не пришлось узнать от него точно. Искусство у него было как бы между прочим, хотя это не мешало ему быть постоянным поставщиком морских пейзажей, вернее – картин, изображавших корабли и эскадры…».
«…К числу питерцев, «удумывающих» картину и пишущих ее более от себя, чем пользуясь натурой или точными этюдами, принадлежал и Шильдер. Он строил картину на основании собранного материала, главным образом рисунков, компонуя их и видоизменяя до неузнаваемости. Часто его рисунок красивостью и иногда вычурностью выдавал свою придуманность. У него были огромные альбомы рисунков деревьев всевозможных пород, необыкновенно тщательно проработанных. Пользуясь ими, он мог делать бесконечное множество рисунков для журналов и различных изданий…».
«…Он был небольшого роста, крепкого телосложения, точно налит свинцом: лицо его выражало деловитость, озабоченность, какая бывает у врачей или бухгалтеров, но не имело ярко выраженных черт, было довольно прозаично и не останавливало на себе особого внимания. Из-под широких полей мягкой шляпы виднелись густые усы и борода клином.На нем было пальто по сезону, а в руках толстая сучковатая палка. Походка была твердая, быстрая, решительная. Постукивая на ходу своей увесистой дубинкой, человек этот мало уделял внимания своей улице и тупику.
«Если издалека слышался громкий голос: «Это что… это вот я же вам говорю…» – значит, шел Куинджи.Коренастая, крепкая фигура, развалистая походка, грудь вперед, голова Зевса Олимпийского: длинные, слегка вьющиеся волосы и пышная борода, орлиный нос, уверенность и твердость во взоре. Много национального, греческого. Приходил, твердо садился и протягивал руку за папиросой, так как своих папирос никогда не имел, считая табак излишней прихотью. Угостит кто папироской – ладно, покурит, а то и так обойдется, особой потребности в табаке у него не было…».
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.