Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2 - [90]
XIX. Граф Сперанский скончался в 1839 г., но не в январе, как пишет г. Булгарин, а 11 февраля.
ХХ. Говоря о том, что государственные труды отвлекали Сперанского от принятия деятельного участия в отечественной литературе, г. Булгарин прибавляет: «однако ж среди государственных трудов он успел написать и издать… 3) Правила высшего красноречия, напечатаны в 1844 году».
«Правила высшего красноречия» написаны были Сперанским, когда он состоял в числе преподавателей Александро-Невской семинарии, следственно не среди государственных трудов; изданы же через пять лет после его кончины. Первое видно из предисловия издателя книжки[675], последнее – из года издания, самим г. Булгариным приведенного[676].
Однако Корф не удовлетворился публикацией статьи. Он инициировал рассмотрение булгаринских воспоминаний о Сперанском в упомянутом выше негласном комитете, созданном для надзора за печатью, одним из инициаторов создания которого он был и в котором играл ведущую роль. Корф подготовил как доклад комитету, так и итоговое его заключение:
При обозрении последней (июньской) книжки журнала «Библиотеки для чтения» внимание комитета[678] остановлено было статьею «Воспоминания Фаддея Булгарина», в которой собраны, между прочим, разные подробности о покойном графе Сперанском.
Комитет не входит в разбор многих вкравшихся в эту статью исторических неверностей и ошибок, которые обличены уже особо одним из членов, близко изучавших биографию графа Сперанского[679]; но, обращаясь собственно к тому, что принадлежит в круг прямых его обязанностей, он нашелся в необходимости сделать на упомянутую статью следующие замечания:
1) Автор говорит, что император Александр поручал Сперанскому обработку всех важнейших дел и планов высшего государственного управления, передавал ему все поступавшие по этому предмету проекты и наконец поручил ему составление плана государственного образования. Независимо от первого вопроса: откуда взяты автором сведения, столь положительно выраженные, здесь рождается и другой: может ли частный человек распределять за эпоху, столь еще к нам близкую, и таким диктаторским тоном, славу государственных подвигов между Монархом и Его подданным?
2) В статье выведено, что Сперанский в 1812 г. пал жертвою вражды и зависти, которые успели очернить его и представить человеком вредным и опасным. Сочинитель прибавляет даже: «Не смею называть главных виновников несчастья Сперанского, хотя они все уже в могилах – там, где и жертва их злобы. Но могила не все прикрыла. Добрые и злые дела остаются и громко возопиют в потомстве». – Далее следуют подробности об удалении Сперанского в Нижний Новгород и Пермь, описание его ощущений и пр.
По мнению комитета, вся эта выходка совершенно неуместна в печати. Представляя все событие несчастием незаслуженным и плодом одних происков, она как бы накидывает, перед публикою, тень на характер императора Александра, а с другой стороны прямо намекает на мнимую известность автору самых виновников удаления Сперанского и вообще всех подробностей такого дела, которое правительством всегда оставляемо было под покровом тайны и слишком – как упомянул комитет – близко к нашей эпохе, чтобы частное лицо дерзало, без особого призвания и, вероятно, и без достаточных к тому сведений, приподнимать всенародно край этого покрова.
3) Говоря о представленном Сперанским в 1810 году финансовом плане, автор пишет, что этот план «принес величайшую пользу и приносит ее до сих пор, предварительным рассматриванием смет и последовательною поверкою издержек в Государственном контроле, который был страшен при покойном бароне Б. Б. Кампенгаузене, человеке с необыкновенным умом, деятельностию, беспристрастием и правдивостию». – Такую характеристику прежнего, выставленную как бы в противуположность и в укор последующему и настоящему, равно как и самое мнение, столь резко произносимое о пользе мер государственных, комитет не может также не признать совершенно неприличным.
4) В означенной статье приводится Указ 1816 года, которым Сперанский определен был снова в службу, в должность пензенского гражданского губернатора, но приводится не подлинными словами, а будто бы в виде извлечения его содержания, которое, между тем, представлено совершенно превратно. Так, в указе сказано, что не оказалось «убедительных причин к подозрениям» на Сперанского, тогда как в статье напечатано, что «по производственному следствию (сих слов совсем нет в указе) обвинения оказались неосновательными». – Такое искажение слов и смысла Высочайшего указа, в свое время гласно обнародованного, а теперь приводимого, как исторический цитат, в ином совсем виде, представляется комитету столько же дерзким, сколько и предосудительным.
Наконец, 5) Приводя частный разговор свой с Сперанским о постигнувшем его в 1812 году несчастии, автор влагает в уста покойного графа следующие слова: «Если б я был в фамильных связях с знатными родами, то, без сомнения, дело приняло бы другой оборот. Кто хочет держаться в свете, тот должен непременно стать на якорь из обручального кольца». – Едва ли нужно замечать, что если слова сии
