Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2 - [84]

8. «Окончив все обвинения в военно-историческом отношении, несправедливость коих здесь обнаружена (читатели видели, как она обнаружена!), г. Полевой переходит к изустным преданиям и рассказывает по-своему историю о Хвостове и Давыдове. Мы же ссылаемся на всех (?) товарищей и сослуживцов, что о Хвостове и Давыдове точно так рассказывали, как напечатано в “Воспоминаниях”. Ведь “Воспоминания” не история. В “Воспоминаниях” припоминается о том, что рассказывали в свое время и что всех тогда занимало». Следовательно, история Хвостова и Давыдова рассказана так, как ее когда-то кто-то рассказывал, и «Воспоминания» есть сбор всяких небылиц, которые когда-либо в жизнь свою слышал автор? Очень мило! После этого и говорить нечего, подумали мы: «“Воспоминания” не история, пиши что хочешь, бумага стерпит, а уличат в неправде, отвечай: “Так мне рассказывали!”». Но вот что остановило нас: «И точно так же рассказывал нам это дело почтеннейший адмирал П. И. Рикорд, при соредакторе и сотруднике “Сев[ерной] пчелы” А. Н. Грече, когда уже печатались “Воспоминания”. Кому верить, общему ли мнению, самовидцам-современникам и его высокопревосходительству П. И. Рикорду или г. Полевому? Уж лучше поверить общему мнению и столь почтенному лицу, каков П. И. Рикорд. Когда идет дело о морских офицерах, то мы верим адмиралам, очевидцам и современникам».

Признаемся, это нас сильно изумило! Как? Наш почтенный, знаменитый моряк П. И. Рикорд мог рассказывать все, что напечатано в «Воспоминаниях», и на это есть свидетели? Мы уже хотели обратиться к П. И. Рикорду и просить его объяснений, когда в № 26 «Сев[ерной] пчелы» увидели следующее письмо:

Милостивый государь Фаддей Венедиктович!

В № 21 «Сев[ерной] пчелы» сего года я, к удивлению моему, прочитал, что в литературных спорах, возникших между вами и г. Полевым, касательно изданных вами «Воспоминаний», описывая действия Хвостова и Давыдова при экспедиции в Японию, вы, для удостоверения в истине вашего о них рассказа, выставили и меня посредником между вами. Видя имя мое таким образом помещенное в газете, это изумляет меня еще тем более, что и самый рассказ ваш об упомянутых лицах не вполне верен. Покорнейше прошу вас, м[илостивый] г[осударь], в вашем прении впредь для защиты вашей не употреблять моего имени.

Честь имею быть, и пр.

Петр Рикорд.

Надобны ли здесь какие-нибудь объяснения? Любопытны замечания Ф. В. Булгарина при этом письме, но мы оставляем их, хоть признаемся, здесь и мы невольно смеялись![655] Спешим к последнему пункту оправданий, последней победе над нами Ф. В. Булгарина, вроде побед кунерсдорфских.

9. «В “Воспоминаниях” (часть II, стр. 232–233) сказано об объявлении, напечатанном в 1806 году против Наполеона, вроде бесед графа Растопчина с московскими жителями в 1812 году. Г. Полевой изволит сомневаться, что Ф. Б. читал это объявление, и указывает на XXIX том Собрания законов, где напечатано это объявление. Знали мы об этом, г. Полевой, и справлялись, а на поверку вышло, что это то, да не так! Что было писано для простого народа, то не внесено в Собрание законов. Далее не хотим пояснять, хотя имеем теперь в руках то объявление, о котором говорится в “Воспоминаниях”. Ну что было бы, если б все, что было напечатано в 1812 году, внести в Собрание законов и государственных актов? Полноте, г. Полевой, вы не понимаете дела!»

Нет, мы дело лучше вашего понимаем и еще раз утверждаем, что именно то самое объявление напечатано в Собрании законов, о котором говорит г-н Булгарин, а другого не было, нет, и он его теперь в руках иметь не может! Да что далеко откладывать? Напечатайте его в «Пчеле»! Это будет любопытнее сказочек, которые вы печатаете, или всего лучше положите его в магазине М. Д. Ольхина, и пусть рассудит нас народ беспристрастный!

И вот все, что высказал нам ответ Ф. В. Булгарина, вот после чего восклицает он: «Из множества упреков в неточности, несправедливости, незнании истории оказалось все несправедливым, и справедлива только опечатка в английском языке!» После того, когда ясными доказательствами не оставили мы ни одного слова живого в ответе г-на Булгарина, справедливы ли слова его, что мы сели на мель с одною опечаткою?

По скромности, какую соблюдаем мы в нашем оправдании, удаляя все постороннее и говоря только о деле, не читавшие ответа Ф. В. Булгарина не поверят, какими приветствиями нам сопровождает Ф. В. свой ответ. Мы отчасти об некоторых упоминали; о других умалчиваем, из уважения к самим себе. Но вот еще обвинения, требующие ответа:

Ф. В. Булгарин утверждает, что Н. А. Полевого рассердило мнение Булгарина о драмах его, Полевого. Смеем уверить, что Полевой писал замечания свои, руководствуясь желанием раскрыть истину и не сердясь ни за что. Кроме того, оправдание Полевого давно напечатано на 241–242 стр. «Воспоминаний». «Самая заманчивая слава, это слава драматического писателя, – говорит Ф. В. – Нет сомнения, что у драматического писателя бывают завистники, потому что это необходимые спутники в жизни истинного таланта, но если бы не было у него клеветников и завистников, то это означало бы, что пьесы его не имели никакого достоинства