Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2 - [82]

. Десять дней опять союзники бездействуют и вдруг начинают отступать, бегут, бросают обозы, раненых, гибнут и едва успевают спасти бедные остатки их армии за Рейном. Кюстин берет Майнц и Франкфурт. Дюмурье бьет Клерфета при Жемаппе, занимает Брюссель, Ахен, Монтескиу Савоию, Ансельм Ниццу; Неаполь признает республику; Пруссия с таким упорством отказывается от войны, что успехи других в 1793 году не могли побудить Пруссии на союз; она заключает мир, в апреле 1794 г., и соблюдает его даже до 1806 года. Что могло быть причиною такого переворота, начавшегося с похода 1791 года? В чем была тайна этого похода? Союзники обвиняли взаимно друг друга и ссылались на осеннюю погоду, голод и болезни, но доказано положительно, что все это было несправедливо, и вдруг Ф. В. решает, что всему причиною была Вальмийская битва, за которую Келлерману дан Наполеоном титул герцога Вальми. Ему замечают добрые люди, что это вздор, а он твердит свое, и – торжествует! «Ужели г-ну Полевому, который пишет “Историю Наполеона” и разные истории, неизвестно, что герцог Брауншвейгский был разбит при Вальми; что по имени этой победы генерал Келлерман при учреждении империи (и тут ошибка!) получил звание герцога Вальмийского; что после сражения под Вальми произошло отступление союзников и, наконец, знаменитая конвенция? Конечно, недостаток продовольствия и болезни были также причиною отступления (опять ошибка!), но если бы союзники одержали победу при Вальми, то дела приняли бы другой оборот. Историк Наполеона не знает о последствиях сражения при Вальми, за что Келлерман награжден титулом герцога Вальмийского. Вот уж это так история!» – Великий Наполеон! Ты, давший титул герцога плохому генералу Келлерману, за его услужливость тебе в 1796 г. и за подвиги сына его[647] при Маренго (известно ли вам это, Ф. В. Булгарин?), не ты ли, всегда смеявшийся над Келлерманом и его победою, не ты ли говорил, что ты удивляешься походу 1791 г. и не понимаешь его, s’il n’y eut quelque négociation secrète que nous ignorons[648]. Великий ум Наполеона проникал тайну, которая теперь уже вполне разгадана. Мы не скажем ее Ф. В., нарочно не скажем – пусть разгадывает. Но виноват ли Полевой, что Ф. В. так знает всеобщую историю, что заставляет Фридриха бить русских при Кунерсдорфе, а Келлермана поражать союзников при Вальми!

7. Дивиться ли, однако ж, незнанию событий 1791 года, если такое, и еще хуже незнание оказывается в делах 1806 года, о которых рассказывали Ф. В. маршалы Наполеона? Говорим о прусской кампании, рассказ об коей Ф. В., повторим наши слова, есть «ряд ошибок в историческом и военном отношении». Тут еще беда не велика: чего не знаешь, учись и узнай, и, как говорит Гораций (перевод Мерзлякова):

Учиться нет стыда – невеждой стыдно быть![649]

Но то беда, что многие учиться-то не хотят, а если добрые люди заметят им ошибки их, они готовы спорить донельзя, а не сознаться! Оправданию рассказа о прусской кампании посвящены полторы колонны «С[еверной] п[челы]», и противник Ф. В. осыпан тут колкостями и насмешками. Впрочем, Ф. В. оправдывается только в том, что Наполеон чрезвычайно ласкал Пруссию и перед битвою 14/2 октября умолял не воевать; что он писал письмо прусскому королю и отдавал ему не только Ганновер, но и всю власть в северной Германии; что магазины прусские были в Заальбурге, Заальфельде[650] и Шлейце и что когда пруссаки дрались при Иене и Ауерштедте, они точно стояли спиною к Рейну, а лицом к Эльбе. И только! И тут является у Ф. В. один защитник, Биньон, из которого выписывает он историю войны и политики 1806 года. «Прочтите Биньона, узнайте, чего не знали – советуем прочесть Биньона – кому верить, Биньону или Полевому!» И все это пересыпается шуточками, вроде следующих: «Полевой изволит печатать – Полевой историк Наполеона и разных других историй – искусство ваше, г-н Полевой, в стратегии мы видели в расположении битв в драмах ваших, а истории вашей в руки не возьмем (беда! мы чуть не плачем с горя!) – вы взялись писать историю Наполеона, не изучая военной истории Наполеоновой – за человека страшно – о великий стратегик!» И в заключение Ф. В. хохочет: «…все это так забавно, что мы не могли не расхохотаться, но не выписываем, потому что это уж слишком…» Договаривайте, г-н Ф. Булгарин! Что же: слишком?

Мы насмехаться с вами не будем, а поучим вас, Ф. В., как учили теперь уже не раз. Начнем с того, что Биньона знаем мы получше вас. Его сочинение было бы превосходно, как книга дипломата, если бы не безобразило его пристрастие к Наполеону, а по военной части Биньон хуже вашего Пирера. Ссылаться на Биньона в военном деле, все равно что ссылаться на ваши «Воспоминания», а чтобы доказать вам то и другое, извольте слушать:

Выше мы говорили вам, что после похода 1791 г. и мира в 1794 г. политика Пруссии изменилась. Она сделалась каким-то политическим недоумением. Правда, что и Наполеон до 1805 года всячески, действительно, ласкал Пруссию. Но когда дерзкий переход его через владения Пруссии в 1805 г. возбудил было негодование пруссаков, колебание политическое не прекратилось, и когда, управившись с Австриею, с конца 1805 Наполеон совершенно изменил свою прежнюю политику с пруссаками, Пруссия явилась в самом затруднительном положении. Укоряя Пруссию в неискренности дружбы и вводя ее в войну с Англиею, Наполеон принудил ее, Шенбруннским договором, взять Ганновер