Воспоминания - [64]

Хотя все вопросы были уже исчерпаны, комиссар-министр Канунников (матрос, конечно) продолжал расспрашивать мужа. Со стороны казалось, что он мирно беседует с генералом о различных интересных для него вопросах, а не допрашивает его – грозу и ужас революционеров. Канунников назвал моего мужа хорошим генералом и стратегом. Генерал возразил ему. Сказал с иронией, что сам он так не думает, и сослался на мнение Царя, Двора и правительства, удаливших его с фронта. К удивлению генерала комиссар заметил, что причина этого – интриги в царском правительстве. Затем Канунников предложил моему мужу стать главнокомандующим большевистских войск. Приближались немцы, и большевики нуждались в хорошем генерале. По словам комиссара, муж был единственным человеком, подходившим им в этой ситуации.

Генерал сказал, что с удовольствием пошел бы на немцев и очень хотел бы их побить, но службу у большевиков считает изменой. Канунников не ожидал такого ответа от человека, находившегося всецело в их руках. Он стал угрожать генералу расстрелом, если тот откажется командовать их войсками. П. К. Ренненкампф, не повышая голоса,[295] спокойно повторил свой отказ и закурил сигару. Смерти он не боялся, честью же своей дорожил более всего на свете и не хотел быть изменником ни за какие блага мира. Службу у убийц Царя и Родины генерал считал изменой и низостью.

В эти тяжелые дни с минуты на минуту я ждала смерти мужа. Время проходило в частых свиданиях с ним, и он рассказывал мне обо всем, происходившим в штабе большевиков, и о том, что ему предлагали. Муж уже заканчивал свои мемуары, подолгу беседовал с солдатиками – добродушными крестьянами, которых большевики насильно заставили у себя служить. Среди них были также и кадровые нижние чины. Все они несли разную службу в штабе большевиков.

Эти солдаты очень привязались к генералу. Он умел с ними общаться – объяснял понятным им языком события последней войны и политику вообще. Они интересовались революциями 1905 и 1917 гг., войнами, в которых участвовал генерал, особенно последней войной, и даже его общественной и военной деятельностью. Все им хотелось знать.

Приходя к мужу, я часто заставала его среди солдат, которые льнули к нему, как мухи к меду, и слушали, открыв рот. Тогда он напоминал мне хорошую няню, рассказывающую детям занимательные сказки. Солдаты неохотно покидали свои места, считая меня помехой своему счастью, виновницей того, что они теряют драгоценное время, когда могли бы слушать старого генерала. Они не расставались с мужем до поздней ночи, с сожалением уходили из его комнаты, сдаваясь на увещевания более разумных, говоривших, что уже поздно, и немолодой генерал устал. Солдатики с нетерпением ожидали следующего утра, чтобы снова беседовать с мужем, и никак не могли его наслушаться.

Они заботились о генерале и старались всячески ему угодить. Предложили, например, поставить в следующей комнате отличную постель, чтобы он спокойно и хорошо спал. По их мнению, спать в приемной комиссара на диване ему было неудобно из-за шума. Эта приемная была первой при входе дом, и по коридору постоянно ходили днем и ночью, т. к. штаб большевиков никогда не закрывался. Но генерал отказался. Сказал, что он не неженка, ему и здесь хорошо. Это были русские солдаты, не испорченные революцией и пропагандой, и среди них росла популярность моего мужа. Начальство, очевидно, не интересовалось ими. Вероятно, не до того ему было – все мысли большевистского руководства сводились к тому, как спасти свою шкуру от приближавшихся немцев.

Меня удивляли свобода, предоставленная штабным, и отсутствие надзора за ними. Очевидно, у них было мало работы, а беспорядка – сколько угодно. Комиссары бывали в штабе час-другой, что они делали все остальное время, неизвестно. Скорее всего, занимались своими собственными делами. Посетители же, приходившие в штаб, часто не могли добиться никакого толку – в нем царили беспорядок и полное безначалие.

Все-таки Канунников и K° не оставляли надежду уговорить генерала Ренненкампфа возглавить советскую армию. Комиссар снова предложил ему должность главнокомандующего, но все было безрезультатно – генерал отвечал отказом… Видя, что им не сломить П. К. Ренненкампфа, большевики прибегли к другому способу, считая, вероятно, его более действенным, но и на этот раз они ошиблись в своих ожиданиях.

Как-то в штабе попросили зайти к Канунникову, который хотел меня видеть. Я подумала, что собираются запретить свидания, или мужа куда-либо перевели, но оказалось ни то ни другое, а нечто более важное. После двух-трех незначительных фраз Канунников приступил к делу. Сообщил об отказе мужа командовать их армией, о том, что генерала предупредили: если будет настаивать на своем отказе, его расстреляют. По словам Канунникова, большевики рассчитывали, что я смогу склонить мужа на их сторону. В обмен комиссар обещал вернуть все наше состояние и имущество, дать нам прекрасную жизнь…

Я не прерывала его. Хотела услышать все, что он намеревался мне сказать. Затем спокойно, глядя комиссару прямо в глаза, достойно ответила, что так или иначе я теряю своего мужа. Если его расстреляют, то он погибнет с честью. Если же он примет предложение большевиков, то я сама откажусь от него… Такого ответа Канунников не ожидал. В нескольких словах я передала генералу свой разговор с комиссаром. Мой дорогой, незабвенный муж с гордостью сказал, что его жена не могла ответить иначе.