Воспоминания - [59]

Я читала его писания – воспоминания (кто только потом не писал мемуары, благо, бумага все стерпит, а покойниками можно заборы подпирать, как говорит наша русская пословица). Он не забыл мои слова и в своей книге написал о них, прибавив с удивлением как я – женщина – могла все это предвидеть.[285] Сочинял воспоминания Коренев за границей в спокойной атмосфере, забыв тогдашний страх. О других и, в частности, о моем муже, Коренев написал небылицы. Знавшие генерала П. К. Ренненкампфа никогда ему не поверят. Истины в его воспоминаниях нет ни на грош.

По словам Коренева, мой муж предстал перед ним, когда он снимал с него показания в крепости, в ужасном виде – в каком-то подпоясанном веревкой халате, дрожащий и перепуганный. Будто бы мой муж со слезами на глазах просил Коренева защитить его от несправедливостей и клеветы, «целовал» его руку… и тому подобное…[286] Полковник Коренев не узнал в нем былого генерала Ренненкампфа – гордого и важного, наводившего на всех страх.

Все это – ложь от начала до конца… Я постоянно ходила к моему мужу на свидания и всегда видела его в военном костюме – в военных брюках, френче, с орденом Святого Георгия и в высоких военных сапогах. Никаких халатов у него никогда не было. Он не мог быть подпоясан веревкой, так как «власти» отобрали у заключенных все, что могло бы им помочь покончить с собой – полотенца, подтяжки для брюк (бриды). Так сладка была там жизнь! Как можно допустить, что при таких правилах и режиме вдруг оставили бы веревку, которой так удобно задушиться… Полная чепуха и наглая выдумка…

Не допускаю даже мысли о том, что мой муж целовал руки мужчине – полковнику Кореневу. Муж не потерял разума, не потерял куража, чтобы принять полковника за даму или за архиерея, которому он действительно из уважения целовал руки. Генерал всегда был спокоен. В этом я убедилась, навещая его в ужасных условиях, в присутствии «солдатских депутатов» – стражи в полном вооружении, когда не позволялось почти ни о чем говорить, а только о здоровье и имущественных делах.

Он сохранял спокойствие и когда мы вместе ехали на извозчике через весь Петербург из дома заключения (больницы при арестном доме) на частную квартиру моей родственницы. Генерал был совершенно спокоен и радостен, когда его освободили с правом свободного передвижения по всей России, а ведь это было, можно сказать, необыкновенное чудо. Многие ли вышли из Петропавловской крепости? Можно сказать, что нет. Живым оттуда почти никто не выходил. И все-таки, утверждаю, мой муж был совершенно спокоен и не напоминал полковника Коренева. Нет, он был бесстрашен, покидая Петербург.

Думаю, что мой генерал мог встретить Коренева радостно. Он всегда его просил, даже через меня, ускорить следствие и расследовать его дело правильно. Муж, вероятно, предполагал, что члены комиссии неподкупны и правдивы. Ведь в ней были военные, которых он ценил и предполагал в них «рыцарство».

На этот раз он ошибся: Коренев – не рыцарь. За смелость и правдивые показания он назвал меня вульгарно и не по-рыцарски «бой-бабой». Очевидно, его поразила моя храбрость и душевная, и телесная – я говорила прямо, громко, называла вещи своими именами. Жила в Питере, свободно ходила по городу, горячо защищала и спасала моего мужа. Господь и вера в Его помощь помогли, спасли меня от всего. «Если Бог за нас, кто против нас?»[287] – говорит слово Божие. Вот источник моего бесстрашия.[288]

Наконец после долгого, утомительного пути, которому, казалось, нет конца, мы с мужем благополучно подъехали к Таганрогу. Мы решили пробыть в нем столько, сколько позволят обстоятельства. Я собиралась подлечить генерала, дать ему возможность отдохнуть и восстановить подорванные в заключении силы.

Представляла, как дети будут рады увидеть отца и как обрадуются тому, что он останется с ними навсегда, и я больше не буду оставлять их и уезжать в Петербург. Правда, за детьми досматривала моя сестра, которая также поселилась в «спокойном», как мы думали, городке Таганроге. Она сама была обременена большой семьей, и при всем желании не могла уделить моим детям много времени. Дети оставались и на попечении моего деверя по первому браку Евгения Ивановича Крассана.[289] Он был подданным Греции и в отсутствие греческого консула исполнял его обязанности. Ему приходилось часто уезжать из города по делам консульства, поэтому он тоже не мог уделять детям много времени. В общем, как я уже и раньше говорила, сам Господь Бог хранил наших детей.

Какое счастье, что нам, усталым и разбитым, не надо было думать, где остановиться. С беспокойством и нетерпением близкие ждали нашего возвращения из очень опасного для того времени путешествия. Прямо с вокзала мы поехали к моей сестре. Не успели раздеться, как муж мой спросил, где дети. Сестра ответила, что обе наши девочки Ольга и Татьяна еще в гимназии и скоро вернутся. Генерал терпеливо ждал их возвращения и волновался перед предстоявшей встречей. Время летело быстро, и миг встречи приближался. Мои племянники знали, когда приезжает генерал, и успели шепнуть нашей Татьяне, чтобы она не мешкала и шла бы без промедления домой. На все ее недоуменные вопросы, почему надо спешить, они выдержали характер и ничего не отвечали – хотели сделать ей большой сюрприз.