Воспоминания - [34]

Неожиданно от Сухомлинова из Петербурга к моему мужу приехал офицер Тулузаков.[183] От имени военного министра он просил генерала не противиться назначению на место Гейзелера полковника Грена. Мой муж ответил, что ему все равно, кто будет у него адъютантом. Кандидатов у него на примете не было, а раз Сухомлинов рекомендовал Грена, то, значит, знал его, и генерал ничего не имел против протеже военного министра. Я случайно видела Тулузакова, и он мне не понравился. Какой-то странный, ничего военного в нем не было, и походил он на какого-то экзотического, опереточного человечка.

Грен был назначен и явился к генералу, я его тоже видела. Выглядел он больным, был медлительным и сонным. Как сказал мне муж, он слышал, что полковник Грен болен печенью и, вероятно, поэтому у него такой вид. Ходили слухи, что он пьет, но мы ни разу не видели его в нетрезвом виде. К нам он как-то не привился, был совершенно чужим. У нас не бывал, ходил только к мужу в кабинет для разных поручений. Правда, часто болел, лежал в кровати, и мы днями его не видели. Я даже как-то просила генерала пойти навестить больного. Он был одинок и, может быть, нуждался в чем-либо. Говорили, что он был женат, но жена оставила его. Нас это не интересовало, и мы не выясняли, так ли это. У нас с мужем сложилось о нем представление как о сереньком, болезненном и неинтересном человеке.

Генерал пошел проведать больного. Кроме того, он хотел проверить слухи: говорили, что Грен не болен, а запоем пьет. Это оказалось клеветой – генерал нашел его в постели, совершенно трезвым, но больным печенью. Грен совсем не ожидал визита генерала, и был очень тронут его необычной любезностью. Ведь по службе их разделяло большое расстояние, а в военном мире с этим очень считаются. Но генерал был не из таких. Он был прост в обращении и любезен ко всем, невзирая на лица.

Не знаю почему, но о Грене ходили слухи, что ему пришлось оставить свой полк из-за карточной игры, долгов и пристрастия к вину. Но кто мог это проверить? Были слухи, а о ком дурно не говорят? Недаром у нас есть пословица, что и Царя за глаза бранят. Скажу одно, Грен был странный, и для нас всех оставалось загадкой, почему Сухомлинов о нем хлопотал.

Пока он был при муже в Вильно, ничего дурного в нем мы не заметили. Но когда все ушли на войну с Германией, о Грене поползли нехорошие слухи. Будто бы у него есть «дама», и он посылает ей кое-что с фронта – меха, какие-то отрезы материи, обиходные вещи. Все это, конечно, могло быть, но почему <надо> думать, что эти вещи он отнимал у населения или брал из оставленных немцами домов? Но именно такие сплетни ходили.

Я же полагала, что если он и послал что-либо своей «даме», то он мог все это там купить, тем более говорили о дешевке в Германии. Дальше пошли слухи, что и Важиевский не отстает от Грена – тащит все, что может, и присылает своей жене. Об этом я тоже ничего не могу сказать. Жена Важиевского и во время войны жила в квартире своего мужа в нижнем этаже дома командующего войсками. Эта квартира была обособленная, с отдельным входом, поэтому я никогда не встречалась;с семьей Важиевского. Во время войны, пока муж мой был на фронте, я не видела ни Важиевского, приезжавшего с фронта, ни его посылок. Если они вообще были.

Грена я также не встречала в городе. Очевидно, он не отлучался с фронта. Если он и посылал что-либо своей «даме», то, вероятно, не сам, а через кого-то. Иначе все Вильно знало бы об этом. Хотя этих посылок я не видела и ничего о них не знаю, но в душе все-таки убеждена, что и Важиевский, и Грен могли соблазниться брошенными немецкими вещами и сумели скрыть это от генерала, занятого военными делами. Ведь он занимал высокий, ответственный пост. Мне известно, что генерал не исключал возможности грабежей, которые бывают во время войны, и отдал приказ расстреливать мародеров на месте. Как я слышала, этот приказ исполнялся, и грабежей не было.[184]

Вспоминаю уход начальника штаба округа Преженцова и назначение Сухомлиновым на его место генерала Мильянта. Меня удивило, что с первого дня Мильянт (кажется, его фамилия пишется по-русски Милеант) стал к моему мужу в оппозицию, даже со мной был преувеличенно холоден и сдержанно вежлив. Ларчик просто открывался – он был ставленником Сухомлинова, ненавидевшего моего мужа. Очевидно, военный министр успел настроить начальника штаба против его непосредственного начальства – генерала П. К. Ренненкампфа. Странно, если это так, то почему Милеант не отказался от назначения? Мест больше не было или он исполнял инструкции военного министра?

Я хотела разбить лед в отношениях между моим мужем и Милеантом и ждала случая. Надеялась, что, познакомившись с генералом ближе в домашней, семейной обстановке, он оставит свою враждебность и станет иначе относиться к своему начальнику. Случай представился – я встретила Милеанта, когда он в сопровождении мужа выходил из его кабинета. Подошло время завтрака. Я любезно с ним поздоровалась и пригласила позавтракать с нами. Милеант поблагодарил и сказал, что его ждет к завтраку жена. Я предложила ему позвонить от нас по телефону, предупредить супругу, чтобы не ждала его. Он не соглашался, говорил, что они с женой привыкли завтракать вместе у себя дома, он не может остаться и благодарит. С тех пор я решила не искать случая сблизить этих людей. Это ни к чему не привело бы, и виноват в том был сам Милеант. Бог с ним, раз он такой!