Восьмой день недели - [111]

— Без стихов разумею — острые углы обожаешь, — Парфен выдавил из себя некое подобие улыбки. — Ну, что там у тебя для Никитина? Коли, режь, с землей смешивай, наказывай — поделом мне, старому дураку, проглядел, на институтских понадеялся.

— Взыскания не будет, — дружелюбно, с улыбочкой ответил Виктор. Вышел из-за столика, прошел по кабинету, разминая ноги. — Не ваша это вина, Парфен Иванович, а наша беда. Работаем по старинке, уткнулись в свое индивидуальное мастерство, а коллективный опыт вроде бы не для нас.

— Где шарага, там мастеру делать нечего, — слегка обиделся Парфен, — коллективно можно волков гонять, а футеровка… сколько моих печей годами стояло.

— Да, стояло, не отрицаю. Вчера. Сегодня. А завтра? Нужно на цыпочки приподняться, взглянуть вперед, на пять, десять лет.

— Ноги не гнутся! — буркнул Парфен. — У тебя, Константинович, энергия бьет через край, все в мировом масштабе, а я старинного замесу, творю потихонечку, полегонечку… Больно издалека ты заходишь, словно неопытный еще летчик на посадку.

— А к вам, чертям прожженным, без подхода нельзя. — Виктор отхлебнул глоток из стакана. — Не подумай, что хвастаюсь, только я гляжу далеко, как говаривал великий Ньютон: вижу далеко потому, что стою на плечах гигантов, живших раньше меня.

— И что же тебе видно с чужих плечей?

— Величественная панорама, дыхание захватывает. Мне кажется, Парфен Иванович, что будущее нашей промышленности не только в больших городах. Прообраз будущего — в нашем заводе. Всесторонняя выгода — людская занятость, слияние города с деревней, городской комфорт и деревенское питание, сочетание труда, расширение культурного кругозора, с одной стороны, и приближение к земле — с другой.

— Ишь ты, — удивленно качнул головой Парфен, — здорово. Тогда из городов шефам здесь будет делать нечего. Опять только это в мировом масштабе, а сегодня, завтра, сам говорил. В стекольном?..

— Хочешь, перспективу узреть? — Виктор неожиданно для себя перешел в разговоре на «ты».

— Давай. Якая-такая нашлась палочка-выручалочка. Всякие мы видывали.

— Три кита для начала. — Виктор придвинул к себе красную папку, разложил перед мастером бумаги, доверительно, словно по секрету, сообщил. — Мне бы годика три на разгон. Это не просто мечты, все обговорено в дирекции, в министерстве. Кит номер один: повышение температуры варки стекла.

— Годится.

— Кит номер два: устройство форкамер с наклонным подом для термической подготовки шихты. Третье: ввод источников тепла непосредственно вовнутрь стекломассы, Эффект — потрясающий!

— Силов хватит?

— Заключим договоры с институтами, дадим молодежи перспективу, вас, стариков, с насиженных мест подниму, передвину в наставники. — Виктор разволновался, выдвинул ящик стола, выкатил из стеклянной трубочки белую таблетку, проглотил, запил холодным чаем.

— Голова болит? — вежливо поинтересовался Парфен. — Он был удивлен всем, что удалось услышать в этом кабинете. В душе считал Виктора заурядным инженером, который выдвинулся благодаря стечению обстоятельств и красному диплому. Про себя подумал так: займет кресло — угомонится, не подозревал, какие идеи обуревают человека.

— Не выспался, лег вчера около трех ночи.

— Знамо дело, — кивнул Парфен, — холостяцкое житье-бытье.

Виктор ослабил галстук, ничего не ответил. Не на свидании он был. Все намного проще, прозаичнее. На техсовете обсуждали план реконструкции загрузочных устройств, начатый Максименковым, переругались в дым. Старая песня. Максименков предлагал остановить участок, а он… уверен: нужно вести реконструкцию без остановки производства. Время, время подпирает. Сроки, темпы, качество. Он почти физически чувствовал, как время, подобно песку, утекало между пальцами. Время — самая невосполнимая утрата. Черт возьми, можно заработать утерянные деньги, залатать прохудившуюся футеровку печи, повторить неудавшийся опыт, лишь пропавшее время вернуть невозможно. Виктор всегда с каким-то внутренним содроганием смотрел на секундную стрелку на экране телевизора, которая неумолимо отрубала время от жизни. Вспомнив об этом, Виктор решительно перешел к делу.

— Ты, Парфен Иванович, подобно аккумулятору, накапливаешь энергию, опыт десятилетиями, а мне нужна скорость, скорость.

— Мы — люди маленькие, — Парфен любил прибедняться, — наше дело известное — круглое катать, плоское кидать. — Никак не мог сориентироваться, понять, куда гнет Виктор, какая такая роль отведена ему, Никитину, в наполеоновских планах молодого руководителя. И от непонимания терял уверенность, точку опоры, не знал, как вести себя, что говорить.

— Мы создаем крупное огнеупорное отделение. Век штучных гениев кончился. Бригада каменщиков-футеровщиков будет работать на один наряд. Возглавит отделение молодой инженер, приезжий, из Москвы. А вы… Снова незаметно для себя, Виктор перешел в разговоре на «вы», будете при нем вроде «зама» по обучению кадров. Наставником.

— Н-да, наказание так наказание, — растерялся Парфен, — осиротить желаешь, от живого дела оторвать, — понял слова Виктора по-своему: нашел-таки удобную, вежливую форму отстранить его от непосредственной кладки.